Понес я там все то же, что и Поликарпову, т. е. то же, что говорю обычно о литературе, о ее нуждах и бедах, о ее бюрократизации и т. п. Часа полтора. От него – две-три реплики. Потом он сказал, но в очень приемлемой форме, что у него 10 мин. на обед осталось, а там он должен быть там-то.

– Хорошо рассказываете, я хотел бы еще вас послушать и ответить вам. Давайте на этой неделе…

Вот и буду ждать звонка от Пва и позванивать ему, – все иное, конечно, отступает, раз у меня выпала возможность высказать все, с чем ходишь, что носишь, заглавному лицу в государстве. А там – будь, что будет. А м. б., просто ничего не будет, но я все равно доволен, что пошел на это (А. Твардовский. Дневник. С. 279).

Что же, я все-таки ему сказал, о чем вдруг была заведена речь.

1) Союз писателей РСФСР. – С этого был мой зачин. Если создавать еще одно такое построение, то пусть это отразится на всей постройке. Не нужно Всесоюзного Правления и Секретариата. Пусть республиканские Союзы писателей живут, общаются между собой, как им лучше, но не будет этого верховно-бюрократического начала, принижающего самим своим существованием нац литры. Чтó, мол, Рыльскому или Кулешову Ажаев, а он над ними, он – должность.

2) У нас должность вообще выше таланта и ума, а в нашем деле одно превосходство, один авторитет – не власти, а таланта, творчества. Если уж власть, так власть таланта.

3) «А кто будет всеми этими союзами руководить, направлять» и т. п. – это еще поликарповский был вопрос. – Все будет хорошо, говорю, всеми руководит партия, и не нужно этого промежуточного «центра». Между мною, писателем, и читателем не должно быть никого и ничего, кроме разве редактора. Так у нас же их сколько нужно.

4) Должность и сущность. Птицы певчие и ловчие (охочие). Сегодня заглянул в Щедрина – не дай им почитать там всё подряд. Сказанул-то я так, по памяти. Но ничего особенного.

5) О «лакировщиках» – наших людях (Там же. С. 279, 283).

в целом ряде опубликованных в журнале статей под знаком борьбы с «догматизмом» и «ханжеством» ставились под сомнение многие положения нашей литературы, многие наши принципы объявлялись «тривиальными словосочетаниями».

Случайно ли это? Думается, нет, ибо дело здесь зависит от позиции редакции и в первую очередь от члена редколлегии по отделу критики А. Туркова, который прежде всего отвечает за состояние и направление критического отдела.

Для позиции А. Туркова в вопросах литературы крайне характерно его выступление на пленуме правления Московского отделения Союза писателей, посвященном прозе. В этом выступлении А. Турков не только решительно взял под защиту те произведения в сборнике «Литературная Москва», которые были справедливо раскритикованы нашей общественностью как нигилистические, но и постарался подвести «теоретическую» базу под подобного рода ложные тенденции.

Неужели главный редактор журнала А. Макаров не замечает, в каком запущенном состоянии находится этот отдел? (с. 1, 3).

Через пять дней в Москве начнется международный фестиваль молодежи. Уже приезжают делегации многих стран. Вокзалы украшены флагами, эмблемами фестиваля.

Москву убрали так, что сами москвичи ходят и себе не верят. Столько понастроили новых заборов, огородив ими непривлекательные места. И все эти заборы покрасили в зеленый цвет. Старые заборы восстановили и тоже покрасили. Штакетники установили везде, где только можно. За штакетниками насажали цветов. Покрасили столько домов, ворот, дверей и оконных рам, сколько успели за 2–3 месяца. Заасфальтировали мостовые, убрали кучи строительного и всякого другого мусора, десятки лет валявшегося по всяким углам, дворам и свалкам. Всё вокруг подмели, даже асфальт помыли. Расставили новые урны даже там, где их никогда и не было. Можно подумать, что мы и всегда так жили и живем. Вот и хорошо! (Н. Лашина. С. 344).

Сейчас вечер, – пишет А. И. Пантелееву в Ленинград Л. К. Чуковская. – На улице – пробная, предфестивальная иллюминация. Летят по фасаду телеграфа электрические белые голуби. Трещит аппарат: киносъемка. Гуськом, один за другим, идут сквозь толпу автобусы. Из окон – машущие руки. Мальчишки подпрыгивают и пожимают руки на бегу, один повис, ухватившись за окно. Толпа все растет. Разглядеть лица я не могу, но крики – Мир! – на разных языках слышу. Сейчас едут немцы (Л. Пантелеев – Л. Чуковская. С. 107).