— Мы охотились не за вами. Кем бы вы ни были, вы — не наша добыча.

— Вас, случайно, зовут не Шантерель? — я вспомнил, как один из охотников называл это имя. — Звучит весьма изысканно. Держу пари, что ваша семья принадлежала к демаркистской аристократии — прежде чем Прекрасной Эпохе пришел конец.

— Моя жизнь и мои проблемы вас не касаются.

— Простите… совершенно с вами согласен.

Наклонившись, я поднял одну из винтовок, изучил данные на ее дисплеях и убедился, что она готова к работе. Ситуация находилась под контролем, но меня не покидало беспокойство. Я не мог избавиться от ощущения — вернее, от смутного предчувствия, — что за основным отрядом пробирается еще один охотник и что именно сейчас он смотрит на меня сквозь прицел мощной и убийственно точной винтовки. Не стоит подавать виду, Таннер.

— Боюсь, вас подставили, Шантерель. Взгляните на мою голову. Видите? Ранка от имплантата. Но он не действовал, как следовало.

Это было рискованно. Будем надеяться, что покойный Уэверли не успел сообщить необходимую информацию кому-нибудь из своих преемников.

— Вас провели. Человек, который вживил мне его, работал на «саботажников» и хотел заманить вас в ловушку. Этот имплантат переделан и передает искаженные данные, чтобы направить вас по ложному следу.

Я самодовольно ухмыльнулся, хотя сильно сомневался, что подобное технически осуществимо.

— Вы думали, что я далеко отсюда, и не ожидали засады. И, наверно, вы не ожидали, что добыча будет вооружена. Наверно, вы уже поделили шкуру неубитого медведя… — я покосился на троицу, корчащуюся в луже. — Прошу прощения за бестактность.

Охотник в маске медведя стонал, прижимая ладони к бедру. Он хотел что-то сказать, но я пинком заставил его успокоиться.

Шантерель подошла к черному обелиску фуникулера. Если внутри кто-то есть, моя карта бита. Но прежде, чем Мисс Леопард открыла дверцу, я понял, что рисковал не зря. Салон был пуст.

— Лезьте в кабину, — приказал я. — И без шуток. Говорят, у меня не слишком хорошо с чувством юмора.

Салон был оборудован с подлинной роскошью: четыре кресла, обитые бордовым бархатом, удобный пульт управления с мерцающей подсветкой и неплохой выбор напитков в маленьком баре. Рядом красовалась стойка с полированным оружием и трофеями. Теперь мой пистолет смотрел Шантерель в висок. Думаю, она чувствовала себя не слишком уютно, но старт получился довольно плавным.

— Полагаю, вы знаете, чего хотите.

— Разумеется. А пока хочу попросить вас подняться повыше, и мы немного прогуляемся. Я бы не отказался от небольшой экскурсии по городу — если вы не против. Ночь сегодня просто чудесная.

— Вы правы, — отозвалась Шантерель. — Ваше чувство юмора недооценивают. А деликатность сделала бы честь Комбинированной Эпидемии.

Отпустив эту колкость, она вновь повернулась к пульту и установила курс. Когда фуникулер, раскачиваясь, двинулся вперед, она медленно обернулась и пристально поглядела мне прямо в глаза.

— Кто вы на самом деле и чего от меня хотите?

— Повторяю: я тот, кто добавил в вашу маленькую игру толику крайне необходимого равновесия.

Ее рука метнулась, словно хотела дать мне пощечину. Само по себе или очень смело, или очень глупо — учитывая расстояние от дула моего пистолета до ее очаровательной головки и готовность в любой момент спустить курок, которой я не скрывал. Но она всего лишь коснулась ранки, откуда Доминика извлекла имплантат.

— Его здесь нет, — произнесла Шантерель. — А может, и не было.

— Значит, Уэверли солгал и мне.

Я ожидал увидеть у нее на лице какие-то признаки волнения, но, похоже, она ожидала услышать нечто подобное.

— Он и не подумал вживлять мне это устройство.

— Тогда кого же мы преследовали?

— Откуда мне знать? Вы же не пользуетесь имплантатами, чтобы выслеживать добычу, не так ли? Или это очередное усовершенствование, о котором я не подозревал?

В этот момент фуникулер сделал очередной головокружительный прыжок — вероятно, следующий кабель находился чуть дальше, чем было необходимо для полного спокойствия. Шантерель даже не моргнула.

— Вы не возражаете, если я… позабочусь о своих друзьях?

— Как вам будет угодно.

Ни секунды с момента нашей встречи Шантерель не выглядела такой взволнованной, как во время разговора. Она сообщила, что отправилась с друзьями в Малч, чтобы сделать снимки процесса игры, но на них напала шайка агрессивно настроенных свиней. В ее голосе было столько уверенности, что я ей едва не поверил.

— Вам нечего меня бояться, — сказал я, хотя это вряд ли прозвучало столь же убедительно. — Мне просто нужна от вас кое-какая информация — самого общего характера, от которой вы ничего не потеряете, — а потом вы отвезете меня в одно место в Кэнопи.

— Я вам не доверяю.

— Не сомневаюсь. На вашем месте я бы чувствовал то же самое. Но мне совершенно не требуется ваше доверие. Я просто приставил пистолет к вашему виску и отдаю приказы, — я облизнулся: губы у меня совсем пересохли. — Или вы делаете то, что я говорю, или украшаете интерьер этой машины осколками своего черепа. Надеюсь, это не самый трудный на свете выбор?

— Что вы хотите узнать?

— Расскажите мне об Игре, Шантерель. Я узнал о ней от Уэверли. То, что он рассказал, показалось мне правдоподобным, но я хочу убедиться, что получил полную информацию. Вы на это способны?

Она была способна. Думаю, пистолет у виска способен пробудить дар красноречия в ком угодно. Кроме того, ей явно нравился звук собственного голоса. Честно говоря, я ее не мог упрекнуть ее за эту маленькую слабость. Ее голос действительно был очень приятным — особенно в сочетании со словами, которые она произносила.

Ее семья принадлежала к клану Саммартини — как я узнал позже, одному из самых могущественных кланов Belle Epoque. Это означало, что родословная Шантерель восходит к первопоселенцам-американо, то есть насчитывает не один век. Семьи, способные проследить свою родословную так далеко, пользовались почетом, которого могли быть удостоены разве что особы королевской крови — но таковых в безоблачные дни Прекрасной Эпохи просто не было.

Саммартини состояли в близком родстве с Силвестами — кланом, который занимал первую строчку в табели о рангах. Я вспомнил рассказ Сибиллины о Кэлвине Силвесте. Этот человек воскресил забытые технологии нейросканирования, от которых в свое время отказались. Технологии, позволяющие превращать живых людей в бессмертные компьютерные копии-симуляты — правда, оригиналы при этом погибали.

Поначалу трансмигрантов этот факт не слишком беспокоил. Но когда копирование начало давать сбои, люди начали задумываться. Первыми трансмигрантами стали семьдесят девять добровольцев — восемьдесят, включая самого Кэлвина. Симуляты большинства из них утратили способность к воссозданию задолго до того, как логический субстрат, на основе которого они создавались, оказался поражен эпидемией. В память о погибших в центре Города Бездны был возведен Монумент Восьмидесяти — огромный мрачный склеп, в котором оставшиеся во плоти родственники усопших могли ухаживать за их гробницами. Когда разразилась эпидемия, Монумент решили пощадить.