Капитан приказал перенести ящики с тринитротолуолом из трюма С на левый борт, а грузы оттуда установить на правом борту. Я уже говорил, что все мы были в ярости: куда проще выкинуть тринитротолуол за борт! И в Мурманске, и в Архангельске русские не стали бы проверять накладные; они быстро разгружали суда, смешивая все грузы, и тут же набивали ими вагоны. Никто бы и внимания не обратил на отсутствие этих проклятых ящиков, а если бы и заметил, можно было бы сказать, что морская вода повредила упаковку, они начали дымиться и мы сбросили их в воду. Именно это пыталась втолковать капитану делегация от матросов, но, как я говорил, тот был глух к нашим просьбам, и пришлось подчиниться.

Мы еще не успели закончить разгрузку трюма С, как появились самолеты. Вначале один, потом десяток «Юнкерсов-88». Каждый пикировал, сбрасывал бомбу, набирал высоту и снова пикировал на одно из трех судов. Заходы длились беспрерывно. Мы слышали взрывы, видели столбы воды вокруг нас, и вдруг я почувствовал, что палуба «Вашингтона» накренилась. Ребята бросились к спасательным шлюпкам. Их спустили на воду нормально. Речь идет о шлюпках по правому борту, ибо судно кренилось в ту сторону. Шлюпки левого борта оказались бесполезны, как часто бывает при кораблекрушении. Нам невероятно повезло: ни один из членов экипажа «Вашингтона» не был ни ранен, ни убит. На других судах жертвы имелись. Все произошло быстро, за каких-то десять минут. Нас, моряков с «Вашингтона», набилось сорок шесть человек в две шлюпки, и мы начали грести вдоль льдов. Все три судна затонули. На поверхности моря осталось шесть шлюпок.

Самолеты исчезли на юге, голубое солнечное небо было пустым и спокойным; слева сверкали ослепительные льды, справа расстилалась гладкая синь моря. Единственным звуком, нарушавшим полярное безмолвие, был скрип весел в уключинах. Помню, я подумал, что мы оказались в одиночестве, оторванными от всех, вроде мореплавателей прошлых времен, и сказал про себя: «Надо быть чокнутым, чтобы оказаться здесь по своей воле».

Мы спросили капитана, как долго нам придется грести вдоль кромки льдов. Он ответил, что мы, наверное, находимся южнее Новой Земли. К середине дня кромка льдов пошла к югу, и вскоре перед нами оказалось бесконечное ледяное поле, перерезанное редкими полыньями. Остальные четыре шлюпки подошли ближе, и капитаны стали совещаться между собой. Было решено грести на восток.

Офицеры потопленных судов рассчитали, что шлюпки находятся в 250–280 милях к западу от Новой Земли. Положение не вызывало особых опасений, поскольку в шлюпках имелось и большое количество провизии – пеммикан, порошковое молоко, сахар, галеты, сушеные фрукты, и достаточный запас воды в герметичных емкостях, а также одеяла. Все были в водонепроницаемых костюмах, каждый снимал его, пока греб, а затем надевал вновь. «Триста миль можно пройти за пять суток», – говорили все.

А ведь еще не кончился этот поистине бесконечный день, 5 июля! Поздно вечером, хвала Господу, нам встретился спасатель.

Сначала мы заметили на востоке дымок, а затем на горизонте появился корабль. Наш капитан посмотрел в бинокль и крикнул: «Судно!» Чуть позже выяснилось, что это «Олопана», одно из судов рассеявшегося конвоя PQ-17. Он принял SOS с наших трех судов и поспешил на помощь. Четыре шлюпки с других судов направились к нему, а мы поступили иначе.

Я не помню, кто заговорил первым, – уверен, что не я, – но все в шлюпке согласились с ним. Увидев, что мы остановились и оживленно спорим, вторая шлюпка с «Вашингтона» подошла ближе. Тот тип, что высказался первым, заявил, что будет безумием опять оказаться на судне из конвоя PQ-17. Он считал, что это вернейший способ снова попасть под бомбы. Немцы тоже перехватили наш SOS и, будучи уверены, что друзья придут нам на помощь, пошлют новые самолеты. Можно лишь удивляться, что «Олопана» добралась до нас, избежав атак с воздуха. Зачем подвергать себя новым опасностям на борту судна, лучше продолжать идти к Новой Земле на веслах, поскольку вряд ли немецкие самолеты будут рыскать над морем в поисках двух шлюпок. Ну а там можно осмотреться. Следовало дождаться, пока немцы забудут о конвое PQ-17. На Новой Земле может встретиться русское судно, которое и доставит нас в Архангельск.

На обеих шлюпках все пришли к согласию, но не обошлось без криков, ругани, угроз, резких слов.

Капитан и оба его помощника наседали на нас и продолжали убеждать, что нашим долгом было взойти на борт «Олопаны». Не обошлись и без угроз, что бросят нас посреди океана, если мы откажемся покинуть шлюпки. Помню, некоторые ребята договорились до того, что останутся на Новой Земле до конца войны, будут жить в каких-то «лесах» и никакой силой их не заставят ступить на палубу судна. Но они не знали, что такое Новая Земля.

«Олопана» подобрала экипажи других шлюпок и подошла к нам. Ее капитан, не спускаясь с мостика, поговорил с нашим. Он крайне удивился, узнав о нашем решении остаться в шлюпках, а некоторые матросы, перегнувшись через борт, крыли нас последними словами. Наверное, кое-кто усомнился, что мы в здравом уме.

После моих слов вы, по-видимому, сочли нас трусами, которые думали только о спасении своей шкуры. Но не забывайте: все мы были добровольцами, а многие уже не раз проделали путь из Исландии в Мурманск и их не раз уже спасали с тонущих судов. А пока конвой PQ-17 не распался, все делали свое дело, даже во время воздушных и подводных атак. Но когда эскорт ушел, бросив беззащитные суда на произвол судьбы, нашему возмущению не было предела, и, конечно, это сказалось на нашем настроении. Да, мы думали о собственной шкуре, поскольку ВМС, бросив нас на растерзание, нарушили контракт.

Короче говоря, «Олопана» удалилась к югу, а мы снова стали грести на восток, сменяя друг друга на веслах. Так прошло трое суток. Время тянулось медленно, поскольку солнце не заходило за горизонт. В середине дня солнце сверкало на темно-синем небе, белый лед слепил глаза, к вечеру немного темнело, а лед розовел. Затем солнце поднималось, и все начиналось сначала. Мы больше молчали, только время от времени спрашивали капитана, сколько еще до Новой Земли. «Двое или трое суток», – отвечал он. Ни голод, ни жажда, ни холод нас не мучили – у нас была водонепроницаемая одежда и одеяла. Мы терпели и вовсе не жалели, что не сели на «Олопану». Иначе говоря, плыли в каком-то отупении.

Нас вывел из этого состояния шторм. Я еще ни разу не видел такого. Менее чем за час небо устрашающе побелело, поднялся ветер, понеслись хлопья снега, а через четверть часа мы оказались в сердце пурги. Шлюпку трясло, словно осину. Шум стоял оглушительный – льдины сталкивались с грохотом, похожим на пушечные выстрелы. Мы даже начали опасаться за прочность стальной шлюпки. Но, слава богу, ничего страшного не произошло. Когда разразилась буря, мы бросили весла и уселись на дно, но капитан сказал, что, если мы перестанем грести, шлюпка встанет вдоль волны и может перевернуться или набрать воды. Мы могли бы сообразить это и сами, но были уже не в себе.

Шторм продолжался шесть часов, а потом внезапно стих, и мы, к величайшему удивлению, увидели в полумиле от нас другую шлюпку. Мы подошли ближе и буквально остолбенели: вместо лиц блестели белые маски изо льда, а гребцы походили на призраков.