Клиенты признаются, что много думают обо мне, как бывало при влюбленности. Я гораздо реже думаю о ком-то из своих клиентов. Во-первых, он у меня не один, а во‐вторых, он больше нуждается во мне, чем я в нем. Однако мне знакомо его состояние в терапии по собственному опыту, и для равновесия отношений я могу признать это.

После анализа невроза переноса я начинаю работать с тем, что мешает клиенту любить человека в себе и в людях, ввожу клиента в свою домашнюю группу, и он впервые в жизни чувствует себя в своей стае.

Вначале исчезают психосоматические симптомы – словами проявлять свои чувства лучше. У клиентов переключается внимание с телесной и деловой сферы на личностную. Пробуждаются подавленные творческие способности и интересы. Возрождаются забытые увлечения, которые у многих становятся новой профессией. Меняется круг общения, устраивается семейная жизнь. Иногда это требует параллельной супружеской терапии.

Установка на рассказ о сновидении психологу делает меня важным персонажем сна клиента. Спонтанно рассказанное мне сновидение, как правило, адресовано мне самому. Я присутствую в таком сновидении явно или опосредованно. Какие-то фрагменты сна клиент вспоминает с тревогой: ему это не должно сниться, опасно показать это мне, ему будет стыдно передо мной. Как раз в таких фрагментах можно обнаружить отношение клиента ко мне или его представление о моем отношении к нему.

Клиент обычно переносит на меня страстное отношение к важным людям из детства: родителям, бабушке или деду, дяде или тете, старшему брату или сестре. Это может быть обожание или ненависть, причем они по-детски легко могут переходить друг в друга. Клиенты хорошо скрывают свои истинные чувства ко мне, поэтому я уделяю особое внимание снам, которые приснились сразу после последней сессии или перед текущей.

Возможно отождествление меня с персонажем из сна или поиск общности функции фигуры из сна и моей функции в отношениях с клиентом. При этом я предлагаю клиенту прямо говорить о чувствах, а сам могу остаться в роли персонажа из сна, прошу изобрести для меня какую-нибудь роль в ткани сновидения или завершить сон, включив меня в это завершение.

Такие сны предупреждают клиента и меня о наличии глубокого, болезненного бессознательного материала, который неизбежно будет проявлен. Они также приглашают к осознанию того, что этот материал целиком принадлежит аналитическому процессу, и может быть разрешен только внутри него.

Клиент не удерживается долго на работе из-за конфликтов с начальством. Со мной он держится подчеркнуто почтительно, из-за чего не удается сформировать невроз переноса, необходимый для анализа его конфликтов. Сны клиента обнаруживают скрытую тенденцию к соперничеству с авторитетом.

Я у вас в институте, вокруг студенты, мы выходим. Я замечаю, что вы уронили техпаспорт и не заметили. Не ожидал от вас такого. Выхожу один к стоянке, где поставил свою машину. Она теперь, как у моего друга, очень крутая. Оказывается, машину увели, но я лишь удивлен.

Я в автосервисе, меня встречают приветственными транспарантами. В моей машине за рулем механик, я прошу освободить место, чтобы завести машину. Он указывает на кнопку на панели у двери, от которой заводится машина. Я говорю: «75 лет уже можно бы так».

Я иду со своим любимым японским пивом «Саке», у которого вкус тоньше и легче, чем у немецкого. Встречаю вас, вы просите дать попробовать и разобраться в нем. Я удивлен, что вас интересует мое пиво, открываю банку и отдаю.

Амбициозной матери клиента 65 лет, у нее рак, она может дожить максимум до 75 лет, но у нее никогда не было содержательной жизни, только много всяких дорогих игрушек. Механик за рулем представляет меня и личность клиента, машина – тело и мышление. Мне 75, и у меня нет машины и дорогих игрушек. Чему я могу его научить? Он даже в пиве разбирается лучше меня. Алкоголь здесь – его вкусы, его душа. Если у меня и этого мало, он снисходительно поделится, у него всего много.

Валя находится на диете из-за ожирения и пищевой аллергии.

Приснились вы с чемоданом, из которого выпали 3 куска мяса: говядина, свинина и курица.

Курятина – любимая еда Вали. Она не знала отца, потеряла мать в 10 лет и росла у бабки в деревне. У бабки были только куры.

Я иду с бабкой по грибы. В лесу темно, как ночью. Я залезаю на дуб (я, отец), там нащупываю боровики (фаллический символ) и кладу их в корзину, бабка ждет меня внизу. Потом я одна оказываюсь в утреннем лесу. Сквозь рассветную дымку видна машина с двумя мужчинами, которые лучами фар наделяют меня особым зрением (психоанализ). Теперь я могу бежать, не боясь упасть.

Валя хочет заменить бабкиных кур фаллосом отца-аналитика. Она готова идти со мной дальше в терапии с открытыми глазами.

После прошлой сессии Валя до глубокой ночи выясняла отношения с подругой. Та сейчас без пары и заявила, что клиентке нужен только ее парень, она не ходит на тусовки, ужины. Подруга признала, что сама отказывала ей ради встречи со своим парнем. Не мстит ли Валя ей сейчас за это? Нет. У подруги подобрели глаза, а у Вали отпустило живот. Она приехала домой и сразу заснула. Вот что ей приснилось.

Я брожу по офису одна, глубоко беременная и радостно ожидаю кесарева сечения, которое будете делать вы. Я смотрю сверху, как вы подходите ко мне – молодой и голый по пояс. Вы втыкаете нож мне в живот, разрезаете. Лопаются слои. Я жалуюсь, что мне больно. Вы говорите: «Не придумывайте, все нормально». И боль проходит.

Вы вытаскиваете большого ребенка, я вижу его, счастлива, хотя способ звериный. У ребенка большие глаза, быстро чернеют волосы, брови, радужка только снизу остается голубой, но все меньше. Он похож на бывшего парня подруги. Проходит час, и я удивляюсь, почему никто не напоминает, что пора кормить ребенка. Ведь первое кормление – очень важная связь с ребенком. Кстати, где он?

Я ищу ребенка на своем столе, заваленном бумагами и канцелярскими принадлежностями. Я роюсь в них и наконец докапываюсь до ребенка, который уменьшился до размеров скрепки. Его надо скорей покормить. Я несу его на балкон, показать своему парню, тот идет навстречу счастливый, а ребенок снова большой.

Валя думает, что я вытащил из нее что-то важное, прорвал толщу жира. Она слышала во время операции во сне, как я его прорезал. Через ее жир я прорвался к настоящему, прекрасному ребенку. Наконец мы дошли до самого дна. Когда на прошлой сессии я сказал, что в ней под панцирем осторожной Тортиллы живет маленькая девочка, она почувствовала, что до меня дошло, я докопался до ее маленькой девочки.

Дима увлекается эзотерикой и опасается идеологического конфликта со мной, якобы отрицающим нематериальный мир. Отрицание душевного и духовного было свойственно его родителям, которые ограничивали его права.