Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет! – заорала я, испугавшись, что Кит собирается показать мне их трупы.
Но вместо этого он потащил меня вниз по лестнице в гостиную. Ее дверь оказалась закрытой на защелку, и Кит открыл ее. Затем положил нож, прошел к серванту, отодвинул стекло и, достав какую-то фотографию, бросил ее мне. Она спланировала вниз, опустившись на тело Джеки, лицевой стороной вверх. Она опустилась на Джеки, мертвую. Мертвую Джеки. На фотографии были мужчина, женщина и мальчик с девочкой. Они стояли на каком-то мостике и ели мороженое. Смеялись. Мне было смутно знакомо лицо этой женщины. Лицо Элизы Гилпатрик. Откуда я могу знать его? Это не имело никакого смысла.
А что сейчас имело смысл? Труп Джеки, валяющийся на ковре бесполезным хламом – разве это имело смысл?
Кит медленно подошел ко мне, держа нож перед собой. Где же Саймон Уотерхаус? Где Сэм? Почему я не слышала их больше? Я пыталась мысленно призывать их, сознавая, что это бесполезно: «Ну пожалуйста, приходите. Пожалуйста…» Я была не в силах никуда сдвинуться, не в силах сбежать от Кита. Он был точно пожар, приливная волна, ядовитое облако, – от него исходило все плохое, что могло и может произойти со мной. Он больше не смотрел на меня – его глаза были устремлены на фотографию, на лица его жертв. Они ни в чем не были виноваты – я прекрасно понимала это – но они послужили поводом.
* * *
Меня вот-вот убьют из-за незнакомой мне семьи по фамилии Гилпатрик.
Семьи из четырех человек: мать, отец, сын и дочь.
– Элиза, Донал, Риордан и Тилли, – неожиданно сообщил мне Кит их имена, точно я жаждала быстрее покончить с формальным знакомством, чтобы узнать их получше, хотя единственное, чего мне хотелось, – это с криком выбежать из этой комнаты. – Риордану исполнилось семь лет, – добавил он, – а Тилли – пять.
«Заткнись, ради бога!» – хотелось мне завопить ему в лицо, но я пребывала в таком ужасе, что не смела даже рта раскрыть. Словно кто-то сомкнул мне уста, навечно наложив на них печать молчания, и отныне я больше никогда не смогу вымолвить ни единого слова.
Это судьба. Именно поэтому, именно так, здесь и сейчас, мне предстоит умереть. По крайней мере, я в конце концов поняла причину.
Кит испуган не меньше меня. Даже больше. Потому-то он продолжает говорить, сознавая то, что осознает любой в преддверии неминуемой жуткой кончины: соединение страха и безмолвия превращается в некую новую реальность, в тысячу раз более ужасающую, чем сумма ее слагаемых.
– Да, Гилпатрики, – произнес он, не замечая стекающих по щекам слез.
В зеркале над камином я заметила отражение двери. Она казалась меньше и дальше от нас, чем на самом деле, но я была не в силах даже обернуться и прямо взглянуть на нее. Очертаниями зеркало напомнило мне массивную могильную плиту: прямоугольник, увенчанный дугой свода.
– Мне не верилось в их существование. Сама фамилия казалась выдуманной. – Кит рассмеялся, подавив рыдание. Его била нервная дрожь, и даже голос у него дрожал. – Фамилия Гилпатрик сродни тем, что придумывают сочинители для персонажей романов. Мистер Гилпатрик. Если б только я поверил в его реальность, наша жизнь осталась бы неизменной. Мы продолжали бы благополучно жить. Если б только…
Он стоял спиной к запертой двери гостиной. Из холла донесся топот стремительных шагов, и мы оба услышали их. Они уже в доме…
Полицейские наконец взломали дверь. Обхватив рукоятку ножа обеими руками, Кит вонзил его себе в грудь. Напоследок он успел произнести одно слово:
– Прости.
* * *
Вещественное доказательство № CB13345/432/29IG
Бирмингем 24/12/93
Стоувер-стрит, д. 43
Кэролайн Кэппс
Дорогая Кэролайн,
Прости, если это письмо покажется тебе грубоватым, но некоторые из нас избегают двуличия, предпочитая откровенность, – не ты, очевидно. Ты говорила, что поверила мне, но вот Вики и Лаура говорят иное – очевидно, ты сказала так только из вежливости, пожалев меня.
К счастью, я не нуждаюсь в твоем сочувствии. По-моему, в сочувствии нуждаешься именно ты, а может, даже и в основательном курсе психотерапии. Я ошибалась несколько раз в жизни, и никогда не боялась признать этого. И я НИКОГДА также не стала бы посылать дюжины своих фотографий бывшему приятелю… Чего ради? Разве ты считаешь меня безумной? А вот твой нынешний приятель действительно безумен – он не только безумец, но еще и лжец. Именно он сделал найденные тобой фотографии – он зациклился на мне, хотя мы говорили-то с ним в общей сложности около десяти минут. Почему ты не можешь убедиться в этом сама?
Последи за ним немного – и вскоре ты увидишь, как он преследует меня по Кембриджу с фотоаппаратом. Кстати, буду тебе очень благодарна, если ты попросишь его прекратить преследование.
И для прояснения последней детали: да, я говорила, что он не бросал меня, но я и не заявляла, что сама бросила его, как ты, видимо, думаешь. Никто никого не бросал – ПРОСТО МЕЖДУ НАМИ НЕ БЫЛО ВООБЩЕ НИКАКИХ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ!!! Мне не стоило бы говорить тебе этого… но если твой радар не способен определить, что я – твоя подруга, а он – мерзкий подонок, то у тебя не остается никакой надежды.
* * *
Пятница, 17 сентября 2010 года
Мне следовало бы спокойно сесть, отдохнуть, но я не могла. Я так и стояла в гостиной у окна, рядом с тем самым пятном от рождественской елки. Стояла в ожидании. До ее прихода оставалось еще целых двадцать минут. Увидев за окном подъехавшую к дому машину, я предположила, что это не может быть ее автомобиль. Увидев, как из машины вышла высокая рыжеволосая особа с тонкой длинной шеей, я продолжала твердить себе, что это не может быть Лоррейн Тёрнер, что это, должно быть, вовсе не она.
Я ошиблась.
– Простите, что я раньше времени, – сказала она, пожимая мне руку.
– Я рада вас видеть, – ответила я, – заходите.
Лоррейн неуверенно переступила через порог, словно опасаясь, что ей придется пожалеть об этом.
– Не стану притворяться, что мне понятно ваше желание, – заметила она, давая мне шанс прояснить для нее ситуацию.
Но я не воспользовалась им. Просто молча улыбнулась.
– Вы совершенно уверены, что хотите продать этот дом? – спросила она.
– Да.
Вряд ли она будет бестактно выспрашивать меня о причинах такого намерения. Немного зная о том, что мне пришлось пережить, она не захочет растравлять мои раны.
Тёрнер сделала еще одну попытку вызвать меня на разговор.
– Когда вы оформили эту покупку? – спросила она деловым тоном агента по недвижимости.
– Вчера. И сразу же после этого позвонила вам.
Тогда агент пожала плечами и отправилась наверх делать очередные рекламные фотографии. Едва она вышла из комнаты, как я пожалела о своей скрытности.