После долгой разлуки и тяжелой ссоры они наслаждались друг другом, поэтому оставили себе самую большую спальню. Служанки, забрав малышку, перебрались в комнату Родриго, а тот вместе с Андрэ потеснил Леона.

- Знаешь, - вдруг сказала Сабина, - я всегда считала, что ты руководствуешься исключительно разумом, а оказалось, в тебе главенствует ревность!

Помимо воли у нее нет-нет да прорывались нотки обиды. Но Габриэль, признавая за супругой право на это, не сердился - во всяком случае, не подавал виду.

- К моему несчастью, ты близка к истине. Я тщательно проанализировал свои чувства и понял: даже положение галерного раба было для меня не столь унизительным, как осознание, что ты предпочла мне кого-то другого.

- Поэтому в юности ты и не стал выяснять, правдиво ли известие о моем замужестве, а сразу уехал на Святую землю? - вспомнилось Сабине давнее прошлое.

- И позже, когда увидел тебя с графом Робером в Венсеннском лесу, я тоже сбежал, - продолжил Габриэль перечень своих оплошностей.

Сабина грустно усмехнулась:

- Глупенький мой! Я не представляю своей жизни без тебя. Едва до меня дошло, что нас намеренно ссорят и пытаются разлучить, я тут же ринулась защищать наше супружество.

- Выходит, в нашей семье истинный воин - ты?

- С прискорбием признаю, что это так!

Привстав на локте, она игриво щелкнула мужа по носу и звонко поцеловала в губы, а затем вновь устроилась на его плече. Он усмехнулся и, поглаживая ее шелковистую кожу, задумчиво-тихим голосом заговорил:

- Сейчас я четко понимаю: ведь Хайфа не лгала! Она просто недоговаривала, умело поддерживала во мне огонь ревности, вовлекая в дело людей, которым я верил, и весьма ловко воспользовалась твоим нежеланием сообщить мне о беременности. Кстати, почему ты этого не сделала?

- Что тут непонятного? - Сабина возмущенно помахала рукой. - Я не знала, где ты, что делаешь, какие трудности испытываешь, какие опасности тебе грозят.

Поэтому и не захотела взваливать на твои плечи еще одну ношу.

- Ох-хо-хо, жена, - тяжело вздохнул Габриэль. - Вышла замуж за глупца, теперь мучайся.

Сабина прыснула: нечасто услышишь из уст мужа подобную самоиронию. А он продолжал сокрушаться:

- Только твой отчаянно смелый побег из Дамаска смог разрубить гордиев узел, завязанный Маликом и основательно стянутый интриганкой Хайфой.

Вот эту похвалу виконтесса пропустила мимо ушей - это не ее заслуга. Дерзкий побег состоялся только благодаря Алексею, но не стоит лишний раз упоминать его имя, лежа под мышкой у мужа. Поэтому она предпочла поговорить о Хайфе. Как бы то ни было, эта женщина предоставила ей, заложнице, весьма комфортные условия, выходила после тяжелых родов (пусть не лично, а с помощью многочисленных и очень дорогостоящих лекарей), поэтому ее дальнейшая судьба была небезразлична Сабине.

- Как думаешь, Малик отыграется на ней?

- Уверен, что физической расправы не последует. Оговоренный год прошел, ему все равно пришлось бы менять условия нашего договора. Планы Малика сильно осложнила осада Константинополя. Думаю, он сейчас в замешательстве, потому и оставил меня в покое. Ахмед…

- Кстати, пусть приходит, - Сабина перебила мужа, - я на него не сержусь. Прекрасно знаю, что Хайфа и его одурачила.

- Говорил ему это уже не раз. Он отвечает, что сгорит со стыда, едва тебя увидит. - Габриэль поцеловал жену в висок. - Так вот, Ахмед много общается с купцами и капитанами из Дамаска, но никаких шокирующих новостей оттуда нет. Могу предположить, что Малик в качестве наказания попытается разорить Хайфу.

- Мне он тоже не показался кровожадным. Властный, жесткий - да, но не изувер.

- Когда доберемся до Акры, заберу в казначействе у тамплиеров часть своих денег и передам с ближайшим караваном Хайфе.

- Зачем?

Сабина резко вскинула голову и нечаянно ударила мужа по подбородку. Тот ойкнул и помассировал челюсть.

- Прости! - Она чмокнула его в ушибленное место. - Так зачем передавать деньги Хайфе?

- Старый должок. При расставании - еще тогда, десять лет назад - она тайком насыпала мне в кошель драгоценных камешков. Надеялась задеть мое самолюбие…

- Задела?

- Нет, не удалось. Мы уже слишком хорошо знали друг друга. Хайфа думала, что я, разгневанный, поеду назад, отдам ей подачку и она придумает, как вновь задержать меня. Однако я не поддался на провокацию. А сейчас решил, что пора вернуть долг.

- Знаешь, дорогой супруг, верни и тот браслет с рубинами. Он пригодится ей в борьбе с Маликом, а мне ни к чему лишнее напоминание о нашей разлуке, - решительно произнесла Сабина, но тут же рассмеялась. - Только теперь вместо браслета мне об этих горестных событиях до конца жизни будет напоминать наша дочь, рожденная в Дамаске.

- Из прожитой жизни тяжело вычеркнуть отдельные куски, все они неразрывно связаны с другими событиями.

- Ты прав. Тогда если и будем вспоминать Хайфу, то лишь вот так: тесно обнявшись.

- С удовольствием! - Габриэль крепко сжал ее в кольце своих рук и сменил надоевшую тему: - У тебя уже готово платье для рождественского пира?

Жан де Бриенн, желая отпраздновать удачное окончание осады, устраивал грандиозный праздник в Хрисотриклино[146]. Этот церемониальный зал, когда-то повергавший в шок иноземных послов, теперь заметно обветшал, но по-прежнему подавлял своими гигантскими размерами, поэтому весьма подходил для застолья на несколько сотен человек.

- Готово. Портниха вносит последние штрихи. - Сабина довольно причмокнула. - Завтра утром ты увидишь мое красивое платье из бодекена.

- Как-как? - ухмыльнулся Габриэль.

- Бодекен - модный шелк с добавлением золотой нити. Буду сверкать ярче огня.

- Кстати, император пригласил на пир и твоего Алексея…

После слова «твоего» Сабина фыркнула и ущипнула мужа за сосок.

- Больно! - воскликнул он и сквозь оханье рассмеялся.

- Так не говори глупостей! С чего вдруг император пригласил Алексея?

- Я рассказал Жану всю историю с самого начала, как и почему нас разлучили, о твоей жизни в Дамаске и об Алексее, блестяще организовавшем ваш побег…

- К слову, ты счел нужным извиниться перед новгородцем за то, что прочел его личные записи?

- Конечно! Алексей сказал, что не в обиде, да еще и объяснил, почему пишет то на греческом языке, то на латыни.

- Для практики?

- Да. После того как ему привезли выкуп и средства на дальнейшую жизнь, он первым делом заказал себе новый томик - предыдущий остался в Константинополе - и события со дня пленения описал на греческом языке, а текущие записи делал уже на латыни. Раз уж мы заговорили о тех событиях… Нашу дочь крестили по восточному обряду?