Он резко перебил ее:

- Ты правильно заметила: я именно честолюбив, а не тщеславен. Моя же честь никогда не позволит пойти на какое бы то ни было добровольное соглашение с сарацинами.

- Мне казалось, ты хорошо относишься к мусульманам.

- Как Габриэль д'Эспри - великолепно, но как виконт д'Авранш, верный вассал французского короля, я вижу в них врагов в борьбе за Иерусалим… И давай спать, рано утром меня ждет Бодуэн. Я обещал показать ему несколько занятных фехтовальных приемов.

Сабина потушила свечи и снова устроилась на плече у мужа. Он крепко обнял ее и подвел итог их долгой беседе:

Мой вынужденный договор с сарацинами расторгнут. Ты со мной, Животворящий Крест в наших руках. Я переиграл Малика.

Из темноты донеслось насмешливое хихиканье Сабины, и Габриэль быстро уточнил:

- Ты переиграла Малика.

- Мы переиграли Малика, - сказала виконтесса.

Срединное море. Февраль 1236 года

На корме галеры Габриэль, облокотившись на отполированный природой и людьми планширь[147], рассматривал чистый горизонт и поджидал Сабину. Ему понравилось ходить на боевых галерах. В отличие от грязных шумных купеческих нефов, здесь поддерживалась относительная чистота и соблюдался воинский порядок. К тому же им очень повезло с погодой: за несколько недель плавания не было ни одного серьезного шторма. Для зимы это редкая удача. Жаль, в остальном фортуна не баловала их, даже в плен, хоть и недолгий, они угодили.

…Их маленький флот из трех нефов в назначенный день покинул Константинополь, благополучно миновал Пропонтиду, но в районе Лампсака был атакован ромейскими галерами. Один неф, сразу оказавший сопротивление, греки довольно быстро потопили, погнались за вторым, но появившиеся из ниоткуда венецианские галеры отбили судно. Корабль, на борту которого находился Габриэль с семьей и свитой, ромеям удалось захватить. Виконт запретил команде вступать в бой: уж лучше заплатить выкуп, чем рисковать жизнью супруги и дочери.

В Лампсаке пленников держали в сносных условиях, во всяком случае, в большой комнате, куда поместили Габриэля и его людей, имелся очаг, каждому выдали по чистому тюфяку, даже разрешили пользоваться отхожим местом во дворе. Туда выводили под конвоем и по одному, но это лучше, чем зловонное ведро внутри помещения. Кормили однообразно, но сытно: хлеб, оливки, раз в день горячая похлебка.

Через неделю после пленения Габриэлю сообщили, что его желает видеть сам автократор Иоанн Ватац. Оказалось, после снятия осады Ватац не уехал в свой любимый Нимфей[148], а остался зимовать в Лампсаке в богатом особняке местного вельможи. Василевс не терял надежды на возобновление союзнических договоренностей с болгарским царем и по весне собирался вновь осадить Константинополь.

Габриэль шел на аудиенцию к автократору с легкой дрожью, побаиваясь замысловатых ромейских церемоний. Точнее, виконт переживал, что из-за нежелания пасть ниц - а он определенно этого не сделает! - возникнут сложности.

Но Ватац был очень умен, много общался с гордыми франкскими рыцарями и хорошо знал, что те падают ниц только в храме, а перед людьми преклоняют лишь одно колено. Поэтому никаких провокационных церемоний не последовало. После глубокого, но обычного поклона виконт остановился на должном расстоянии от басилевса. Тот сидел в кресле с высокой спинкой, на которое, уподобляя его трону, было накинуто пурпурное шелковое покрывало. Рядом стояли телохранители. По знаку автократора придворные, находившиеся в зале, отошли подальше к дверям, чтобы не мешать его приватной беседе.

Ранее Габриэль слышал (в основном от Жана де Бриенна) много лестного о Ватаце, и тот понравился ему даже внешне. Иоанн обладал тонкими аристократическими чертами лица, под широкими бровями искрились живые черные глаза, в щегольской бородке таилась дружелюбная полуулыбка.

Жан де Бриенн всегда отдавал должное даже непримиримым врагам и отзывался об Иоанне Ватаце как о дальновидном умелом хозяйственнике и талантливом военном стратеге - редкое сочетание в одном человеке. Чтобы в короткий срок поднять хозяйство страны, большинство населения которой составлял пришлый люд, изгнанный из родных мест, Ватац запретил ввоз товаров, которые они могли изготовить сами. Особый запрет налагался на предметы роскоши: ради дорогих безделушек за рубеж утекало золото. В назидание подданным Иоанн как-то прилюдно выбранил сына, посмевшего явиться на официальную церемонию в одежде из заморской дорогой парчи. Даже золотую корону для супруги автократор изготовил исключительно на доходы от продажи яиц, собранных за год в императорских поместьях. Эту украшенную жемчугом драгоценность Ватац, обладавший превосходным чувством юмора, так и называл: «яичная корона».

Возросшие доходы позволили басилевсу создать мощный флот и набрать лучших наемников. Теперь он каждый год планомерно отвоевывал у франков исконные ромейские территории. Несмотря на воинственность Ватаца, все были наслышаны о его щедрости и человеколюбии. Говорят, он жертвовал много личных средств не только никейской Церкви, но и бедному духовенству Иерусалима и Константинополя - городам, принадлежавшим его заклятым врагам! Даже заговорщиков, устроивших на него несколько покушений, Ватац пощадил: заточил в тюрьму, подверг членовредительству, но ни одного не казнил.

Габриэлю посчастливилось на личном опыте убедиться в правдивости этих слухов.

На подробные расспросы - высокообразованный автократор прекрасно говорил на латыни, и они обошлись без переводчика - Габриэль ответил детальным рассказом о своих приключениях в Леванте, утаив лишь то, что касалось Животворящего Креста. Ватац, очевидно, оценил искренность франкского рыцаря и заговорил без экивоков:

- Благородный виконт, не буду лукавить. В ваших вещах мои люди нашли письмо западного императора Фридриха, который просит оказывать вам с супругой посильную помощь. Откуда у вас эта охранная грамота, вы же не его подданные?

- Моя супруга уже много лет является доверенным лицом королевы Бланки. А та, как известно, находится в дружественных отношениях с императором Священной Римской империи. Перед тем как отправить нас сюда, на восток, она испросила протекцию у Фридриха.

Ватац на несколько мгновений задумался, а Габриэль мысленно поблагодарил Господа: во время атаки на море Сабина успела переложить частицу Креста в сундук с пеленками. Детский сундук у них не отобрали: никто не посмел рыться в вещах младенца. А в металлический короб, чтобы отвести подозрения, Сабина побросала драгоценности, подаренные когда-то Маликом.

- Действительно, все очень логично, - согласился Иоанн. - В таком случае не будем вас больше задерживать. Мы с Фридрихом тоже ведем весьма активную дружескую переписку, а потому уважим его просьбу[149]. Вежливо поклонившись, Габриэль ждал, что же последует за внешним блеском слов. Ватац понимающе улыбнулся и продолжил: