внешние границы Грузии в пределах абсолютно неконтролируемой Тбилиси Абхазии окажутся полностью открыты. Россия вряд ли согласится на столь серьезную угрозу в непосредственной близости от своих собственных черноморских рубежей.

Тем не менее, силовым ведомствам РФ сейчас была поставлена задача разработать комплекс мер по ужесточению прикрытия собственно российско-грузинской границы на случай ухода подразделений ФПС РФ с грузинской территории. Специалисты считают, что сделать это будет довольно сложно, но в общем-то вполне реально, если использовать для этого средства, расходовавшиеся прежде на охрану внешних границ Грузии (за последние четыре года Россия потратила на это свыше 250 млрд рублей) и передислоцировать на «второй рубеж» нынешний состав погрангруппы «Грузия», насчитывающей сейчас 2700 военнослужащих.

Из 898 км российско-грузинских рубежей действительно серьезной проблемой для Москвы могут стать лишь 81,4 км границы, проходящей по территории Чечни. Впрочем, этот крохотный участок (всего лишь около 0,1 процента от общей протяженности госграниц РФ) уже несколько лет вызывает у Москвы серьезную головную боль и, несмотря на существование самых экзотических проектов его надежного перекрытия (вплоть до сплошного минирования с воздуха), как-либо реально изменить здесь ситуацию так до сих пор и не удастся.

России в ближайшее время предстоит столкнуться с необходимостью вносить серьезные коррективы в существующую систему обеспечения своих национальных интересов на Кавказе с учетом изменившейся позиции [6].

Известно, что во время грузино-абхазского конфликта Чечня помогала абхазцам. Батальон Шамиля Басаева получил боевое крещение в боях с грузинами. Теперь руководство Чечни решило поменять союзников и выбрала для этого удачный момент, когда развернулась борьба за транспортировку нефти, Чечня решила примкнуть к Грузии.

Грузино- абхазский военный конфликт и его последствия во многом изменили геополитические реалии на территории Западного Кавказа, обострили многие латентные противоречия внутри и вне региона, сделали зону конфликта ареалом соперничества многих заинтересованных сторон; нынешняя ситуация в грузино-абхазском пограничье продолжает оставаться весьма опасным и дестабилизирующим фактором политического процесса на Кавказе.

На пути к примирению стоят две нерешенные проблемы.

Первая — это формы будущих взаимоотношений Грузии и Абхазии. Вряд ли кого-то сможет удивить, что после войны подавляющее большинство жителей обескровленной Абхазии не желало иметь никаких отношений с Грузией. Любые иные варианты послевоенного развития Абхазии — независимое государство, ассоциированное единство с Россией, субъект РФ, подмандатная территория под эгидой мирового сообщества — опредставлялись в тот период (многим и сейчас] более естественными и справедливыми.

Принцип территориальной целостности Гр^: зии продолжает оставаться краеугольным камнем мироздания. Будем откровенны: координируемые Тбилиси совместные усилия России, ООН и других посредников-наблюдателей дали свои плоды — Абхазию уже почти загнали в единое с Грузией государственное пространство. Проект соглашения, под которым Абхазия готова поставить свою подпись, гласит, что «стороны заявляют о согласии жить в условиях общего государства в границах бывшей Грузинской ССР на 21 декабря 1991 г.». Стороны сохраняют свои Конституции, а взаимоотношения будут регулироваться особым договором, в рамках которого определяются сферы совместной компетенции в таких государственных функциях, как внешняя политика и внешнеэкономические связи, определение и осуществление оборонной политики, пограничная служба, таможенная служба, энергетика, транспорт, связь, экология, обеспечение прав и свобод человека и гражданина, национальных меньшинств.

Вторая проблема — беженцы. Все сходятся на том, что проблема эта очень сложная, однако в реальности она еще сложнее, чем это представляется. Сейчас все внимание приковано к грузинским беженцам, покинувшим свои дома в Абхазии в сентябре 1993 года. Но мало кто вспоминает о беженцах первой волны, той, что с августа 1992 года хлынула из районов, контролировавшихся в тот период грузинскими войсками.

Точно так же все позабыли о беженцах из Ткварчела, которые специальной операцией МЧС России вывозились из блокированного грузинской армией города, а ведь тогда, в июле 1993 года, снимки и репортажи об этих измученных и изможденных людях обошли многие газеты, мелькали на ТВ. Почти все беженцы первой волны (а среди них абхазы, армяне, русские) лишились своих домов и имущества. Многие не могут вернуться в Абхазию, так как на месте дома — голые стены; по этой же причине многие из вернувшихся вынуждены жить в чужих домах и, следовательно, по сей день остаются беженцами. Однако, надеюсь, ни у кого не возникает сомнений, что беженцы первой волны также имеют полное право на возвращение к своим очагам, на возмещение материального ущерба, правовую защиту. Проблемы беженцев первой волны должны быть составной частью решения проблемы в целом.

Владислав Ардзинба находится под сильным давлением со стороны России и европейских государств, которые подталкивают его к определению статуса Абхазии в рамках единого грузинского государства, а собственный военно-политический потенциал не позволяет Сухуми чувствовать себя столь же уверенно, как это может себе позволить тот же Степанакерт. В то же время Ардзинба как вполне реалистически мыслящий политик прекрасно понимает необходимость конструктивного диалога с бывшей метрополией, что предполагает с его стороны значительные уступки, но не может ебе позволить таковых в свете давления снизу, со стороны полевых командиров и части парламентариев. В этих условиях результаты выборов нового состава парламента в Сухуми могут помочь расширению политической базы для компромисса со стороны абхазского руководства. Но пределы такого компромисса на ближайшие месяцы известны и не выходят за рамки той или иной формы конфедеративных отношений. При этом власти Абхазии всегда имеют в виду и иной вариант определения своей судьбы, что сближает их позицию со взглядами Степанакерта.

В Грузии очевидными (и уже отчасти задействованными) точками исламского влияния на политические процессы оказываются в первую очередь Аджария и особенно Абхазия. Нет нужды объяснять, сколь высокую роль играло внимание Турции и ближневосточных исламских государств в развязывании и эскалации абхазо-грузинского конфликта. Экспертные данные свидетельствуют, что вовлечение в этот конфликт Конфедерации горских народов (и в том числе знаменитого Абхазского батальона Шамиля Басаева) также не обошлось без турецкого планирования. Учитывая высокую внутригрузинскую конфликтность, связанную со сложной этнопле-менной чресполосицей, исламский фактор для Грузии крайне серьезен. Заодно