- Я вчера говорил, чтобы переселили. Все-таки тут довольно прохладно и климат для ребенка не лучший. А…

- Гулять ушли, - сказала Лика, оглядываясь.

Эта комнатка, в отличие от той, которая им досталась, была просторна. Сюда б и четыре кровати влезло б, да для сундуков осталось бы место, а не то как они вчерась маялись, добро свое пристраивая.

Матушка, верно, очень обрадовалась, если прислала целую дюжину сарафанов. И Лилечке еще. Одной только ведьме ничего не прислали, и Лике стало её жаль.

Она-то поделилась.

Ей не жалко.

А ведьма покраснела, видно, неудобно ей сделалось, но отказываться не стала. И правильно. Стеснение стеснением, но не будет же она в одном и том же ходить.

- А ты?

- А я не пошла, - Лика присела на край сундука, который стоял у двери. Огроменный. И по виду старый, может даже древний. И что в нем этакого?

Папенька оценил бы.

- Почему?

- Не знаю… тесно тут, что ли… вот у нас, если гулять идешь, так по-настоящему… ну там, хочешь на речку, хочешь на поле. И верхами тоже можно. Я как-то в ночное ходила, правда, маменька потом ругалася, сказала, что если прознает кто, то замуж не возьмут.

Лика подумала и рукой махнула.

- И ладно бы… чего там хорошего.

- В ночном?

- В замуже.

- А любовь? – Славка склонил голову на бок. Вот ведь… и волосы торчат, и сам лопоухенький, и платье вновь измазал, что один рукав, что другой.

- Любовь… - Лика вздохнула. – Кто ж про неё думает-то? Маменька говорит, что по любви – это не серьезно.

- А как серьезно?

- Так, чтоб человек хороший был. Достойный. Чтоб опора и… правда, папенька наш – такая себе опора, вечно сидит да пишет, пишет… - Лика махнула рукой. – Зато маменька все-то хозяйство держит крепко. У ней не забалуешь.

Славка молчал, ожидая продолжения.

- Чтоб… с деньгами.

- Большими?

- Ну… не знаю. Чтоб на жизнь хватило. Маменька сказывала, что когда она за папеньку пошла, то у него денег вовсе мало было. И терем покосился, и хозяйство вовсе в упадок ушло. Она-то все поправила, но то она… вот моя сестра, она хорошо мужа себе отыскала. Правда… - Лика замолчала, подумав, что навряд ли человеку стороннему хоть сколько интересны перипетии жизни Аннушки.

И самой Лики.

И… и что она вовсе сказать интересного может? Как силки ставить на куропаток да зайцев? Или как по лисьему следу идти? Про охоту глухариную, болота с клюквою и старое дерево с дуплом, где пчелы обжились. Дикие, само собою.

Про медведя, который к этому дуплу ходить повадился, мед чуя, и про то, как она, Лика, однажды полдня на ветке просидела, тряслася жутко, боялась, что медведь почует. А он все кругами ходил, ходил, даже взлезть попробовал, да только не вышло.

Нет, это все… обыкновенное какое-то.

Не изящное.

А он во дворце вот живет. И наверняка знает что-то этакое… только как спросить?

- А… - вспомнилось, что матушка советовала спрашивать мужчин об их делах. Что, мол, за дела они поговорить страсть до чего любят. – Чем ты занимаешься?

И в глаза заглянула.

Как матушка учила. Еще и вытаращилась, чтоб искренней оно гляделось. Ну и чтоб собственные глазья казались большими. Тогда оно красивше. Наверное, получилось, если Славка вдруг порозовелся и взгляд отвел. Мужики, они к женской красоте вообще жуть до чего чувствительные.

- Я… рукописи старые разбираю. В библиотеку… там много чего в сундуках… вот и смотрю, что из того полезное, а что так…

Он засмущался и глядел теперь не на Лику, которая изо всех сил тужилась, глаза пучила, того и гляди треснет, но терпела. Красоты ради.

- И… что так?

- Ну… вот есть список от некоего боярина Профунского, подати, которые он с имения Курки взымает. Три гуся, кур дюжину, перо… - принялся старательно перечислять Славка. – Меду лесного туес…

- Хорошее село, - кивнула Лика, подумавши, что если щеки надуть, то глазищи еще больше станут. Но с другое стороны, как ей с надутыми щеками беседу вести премудрую? Или вот… и так вона, ломит от натуги, а еще выскочат глаза да покатятся. Страху-то будет.

- Хорошее? Мелочь одна…

- Так, село ведь. Селянам проще так, чем деньгою. И то, посуди, им-то когда по ярмарокам ездить? А вот ежели ключник соберет подати, там уж и сам порешит, кого и куда. Мед от в клети, ежели мало, а когда много, то что-то и на торг можно. Из пера холопки подушки с перинами сотворят. А шерсть чесаная, так, ежели с умом, то и вовсе…

Она замолчала, поняв, что вновь не о том говорит.

- …а вот тут, скажем… - Славка вытащил еще бумагу. – Прошение на имя боярина Любознайского от углежогов… просят дозволить им лес валить, и уголь жечь.

- Хорошее дело, - согласилась Лика. – Только надобно, чтоб они после того, как пожгут, новый посадили. А то этак изведут весь лес под корень.

- Понятно, - Славка почесал переносицу. – Мой наставник полагает эти свитки напрочь бесполезными, а мне кажется, что он не прав. По ним многое сказать можно.

- О чем?

Лика присела на сундук, благо, огроменный, выдержит.

- О том, как люди жили прежде. Что ели, что пили, какое держали хозяйство. И с того понять, стали мы жить лучше или нет.

За всех людей Лика не знала, но вот они-то точно жить стали не хуже, ежели матушкиным историям верить.

- Представляешь, прежде в каждом селе своя ведьма имелась, не менее чем с тремя классами школы, - он вытащил из кипы свитков один. – Вот, перечень… и записка докладная на имя Верховной… ей лет триста, думаю.

- Верховной? – подивилась Лика. Она-то слышала, что ведьмы живут дольше, но вот чтобы так…

- Записке. Чудом в наш архив угодила, не иначе… тут список девочек, которым рекомендуется завершить обучение по-за малым уровнем дара. И мест, куда их отсылают… вот ты слышала про Забугорье?

- Неа.

- И я нет… а туда направили ведьму. Тут… вот, еще к этому перечню, докладная на имя казначея. Выделить ведьме Несвяте двадцать пять золотых монет на обзаведение…

Лика покивала.

И подумала, что да, было бы неплохо, когда б ведьма жила, пусть бы и не в Забугорье, кто его знает, где это самое Забугорье, но где-нибудь поместья недалече. Чай, проще было б и луга заговорить, и с водою поладить, и скотьих камней, за которыми маменька в столицу посылала, чтоб, стало быть, и вправду зачарованные, приобресть.

Дешевше.

- Это не единственный случай, - Славка вскочил и руки за спину заложил. Эк его… беспокойство за прошлое-то мучит.