...

Счастливы будете оба! Пока есть сила у песен,

Вечно вас прославлять потомки далекие станут.

(Пер. Н. В. Вулих)

Одна битва следует за другой. Богиня Юнона помогает врагам Энея. Гибнет сын Эвандра — юный Паллант, свирепствует мрачный союзник Турна — этрусский вождь Мезенций, но его сына Лавса убивает Эней. В единоборстве с троянским героем погибает и сам Мезенций, гибнет его любимый конь Реб, преданный друг хозяина. Умирает амазонка Камилла, союзница Турна и любимица богини Дианы. Боги активно вмешиваются в ход сражения. Турн поджигает корабли Энея, но по воле богини Кибелы они превращаются в нимф и, невредимые, уплывают. Наконец, сам Турн, видя бессмысленность происходящего, предлагает Энею единоборство. Участь Турна уже предрешена богами, как участь Гектора в «Илиаде». Сестра Турна, нимфа Ютурна, которой Юнона открывает роковую судьбу брата, подстрекает к битве рати, собравшиеся смотреть на поединок.

Наступает последний этап войны. Эней получает тяжелую рану, но его исцеляет искусный врач Япиг. Поединок между Энеем и Турном становится неизбежным. Мрачные знамения, являясь обреченному Турну, лишают его мужества. Эней гонит врага по кругу, как Ахилл Гектора. Турн молит о пощаде, Эней уже готов смягчиться, но взгляд его падает на снятую Турном с убитого им Палланта перевязь. Мстя за смерть свого юного друга, Эней вонзает меч в сердце врага. Гибелью Турна заканчивается «Энеида». Поэма не имеет торжественного эпилога и кончается, в сущности, трагическим аккордом.

Уже древние, а вслед за ними и деятели Возрождения считали, что в «Энеиде» дается в аллегорическом истолковании повесть о жизни человека вообще, о его заблуждениях, скитаниях и конечном торжестве. Такое толкование основывается на всем характере искусства Вергилия с его многозначностью и возможностью различных истолкований. Поэма его полна глубоких обобщений и требует внимательного проникновения в круг его мыслей и образов. «Энеида», в известном смысле, — детище периода принципата. С одной стороны, она опирается на некоторые положения «официальной идеологии», на теорию «золотого века» при Августе, на культ древности и стремление возвеличить старинные обычаи и нравы, но, вместе с тем, она и наследница поэзии неотериков и эллинистических поэтов, с их тонким пониманием внутреннего мира человека, с обостренностью восприятия и богатством чувств. Характеры Энея и Дидоны построены Вергилием на столкновении старинного величия духа (magnitudo animi), с богатством чувств, с легкой ранимостью души, и тем, что древние называли словом humanitas, т. е. человечностью, проявляющейся в глубоком сочувствии чужому горю, чужим страданиям. Трагедия Энея, живущего по железным законам исторической необходимости, и Дидоны, желающей следовать нормам старинной морали, проистекает из этой противоречивости и тонкости их душевной организации, лишенной архаической прямолинейности. Таким толкованием драмы героев поэт как бы осветил с другой, уже далеко не парадной стороны и трагизм своих современников, живших в период принципата Августа, вынужденных принять новый режим, диктовавший свои условия, требовавший подчинения и отказа от свободы.

Вергилий отнюдь не был поэтом, слепо прославлявшим Августа, как не был им и второй крупный поэт этого времени Гораций. Принципат кажется Вергилию исторической необходимостью, предопределенной всей историей Рима, но он видит в этой предопределенности и ее трагические стороны. Всем своим повествованием, всем освещением материала он как бы хочет дать наставления в человечности и самим правителям Рима, пришедшим, как Август, к власти дорогой кровавых войн и жестоких проскрипций. Миссию поэта Вергилий, как и Гораций, понимает как высокий долг, требующий служения справедливости, правде и человечности, как они ее понимали. В этом и состоит величие и значительность «Энеиды», несмотря на всю исторически неизбежную ограниченность и утопичность поставленных поэтом задач.

Новым для римского эпоса был весь характер произведения, с его целеустремленностью, с насыщенностью каждого образа, сравнения, эпитета и слова важными для поэта значениями, тесно увязанными со всем замыслом произведения.

Перед читателем как бы раскрываются дали прошедшего и дали будущего: сражения в Трое и Италии являются прообразом гражданских войн, погребальные игры в честь Анхиза напоминают юношеские состязания, учрежденные Августом, а битва при Акции воскрешает в памяти сражения богов с титанами.

Поднимая щит, выкованный для него Вулканом (напоминающий щит Ахилла у Гомера), Эней как бы берет на свои плечи судьбу своих будущих потомков — римлян. На этом щите изображены римские герои, блистающая рать победоносного Октавиана под покровительством самого Аполлона уже готова обратить в бегство зловещих восточных богов и их союзника Антония.

В поэме нет места «эпическому раздолью» Гомера с детальным описанием разнообразных предметов, подчас выпадающим из основного повествования, с распространенными художественными сравнениями, образующими как бы драгоценные вставки, имеющие самостоятельное значение.

У Вергилия все подчинено замыслу, и художественные сравнения также должны помочь читателю догадаться о будущей судьбе героев или раскрыть их чувства и смысл их действий. Так, например, перед решающим поединком с Энеем Турн, устремляющийся в сражение, сравнивается с обломком горы, оторванным ливнем или подточенным старостью, а Эней — с ликующей громадой Апеннинской горы, возносящей к небу свою снеговую вершину (кн. XII, ст. 684—690; ст. 700—703).

Личность самого автора, глубоко сочувствующего своим героям, то и дело прорывает рамки эпического повествования. Так, например, в тот момент, когда Дидона во время свидания в пещере находится как бы на вершине счастья, поэт с горечью восклицает: «Этот день стал первым днем ее смерти, причиной всех несчастий» (IV, ст. 168—170). Самый стих поэмы, традиционный в эпосе гексаметр, становится гибким, разнообразно звучащим.

Его музыкальный строй, смена ритмов, ассонансы и аллитерации придают повествованию поэтическое очарование, гармонирующее со строем чувств героев и изображаемыми картинами. Описывая, например, пещеру бога ветров Эола, поэт стремится передать беспокойное волнение и негодующий шум рвущихся на свободу бурь и ветров:

Здесь Эол в обширной пещере,

Шумные ветры и звучные бури себе подчиняя,

Держит их в мрачной пещере, замкнув оковами крепко.

Громко сердясь, вкруг запоров кружатся жужжащие ветры.

(Пер. Н. В. Вулих)

Иные музыкальные аккорды звучат в описании ночного одиночества и печали Дидоны:

Вот расходятся гости, луна, на рассвете померкнув,

Гаснет, и звезды, поблекнув, к спокойным снам приглашают.

Дома в печали одна лежит на покинутом ложе,

Видит его, хоть далек он, и слышит, хоть нет его рядом.

(Пер. Н. В. Вулих)

Произведение, насыщенное глубокими мыслями, богатое художественными открытиями, как бы предваряющими тот путь, по которому пойдет поэзия нового времени, является одним из значительнейших созданий римского гения, оказавшим заметное влияние на формирование литературы