А в марте постоянные воздушные тревоги окончательно загнали Гитлера под землю. Здесь, в бункере под имперской канцелярией, прошли его последние дни.

Строительство бомбоубежища началось еще в 1935 году и продолжалось восемь лет. В бункере был свой телефонный коммутатор, электростанция, собственная система водоснабжения, воздух пропускали через специальные фильтры.

Бункер состоял из двух этажей. В двенадцати комнатах верхнего этажа располагались обслуживающий персонал, диетическая кухня, хозяйственные помещения. На нижнем этаже – кабинеты начальника партийной канцелярии Мартина Бормана и руководителя столичной партийной организации Йозефа Геббельса. Там же жилые комнаты для подруги фюрера Евы Браун, слуг, охранников и врача. Апартаменты фюрера включали спальню, ванную, зал для совещаний и комнату отдыха. В этой комнате, где стоял маленький письменный стол, узкий диван и три кресла, Гитлер проводил большую часть дня. Окон в комнате, естественно, не было. На стене висел огромный портрет Фридриха Великого.

Отдельно оборудовали бомбоубежище для охранников и детей из соседних домов, их приводили сюда каждую ночь. Еще в сентябре 1940 года Гитлер торжественно заявил, что он будет делить бомбоубежище с берлинскими детьми. Тогда он не предполагал, что ему придется скрываться под землей.

В апреле здесь же разместился штаб обороны имперской канцелярии – боевая группа под командованием кавалера Рыцарского креста бригадефюрера СС Вильгельма Монке. Прежде он командовал полком в моторизованной дивизии СС «Гитлерюгенд» на Западном фронте. Под его командованием находилось две с лишним тысячи бойцов.

До последнего в бункере продолжались строительные работы. Готовились к химической атаке. Поскольку Гитлер пострадал от отравляющего газа в Первую мировую, он смертельно боялся, что русские применят усыпляющий газ и захватят его живым. Оборудование работало не очень надежно. 25 апреля вентиляцию верхнего бункера пришлось на пятнадцать минут отключить, потому что она засасывала не воздух, а пыль и гарь – советская артиллерия непрерывно обстреливала канцелярию.

Гитлера преследовал и другой кошмар – рядом были грунтовые воды, он боялся, что мощная бомба пробьет стены, в бункер хлынет вода и он утонет.

От постоянной бессонницы – Гитлер спал два-три часа – не спасали самые сильнодействующие снотворные. От прогулок он категорически отказывался, потому что опасался террористов и инфекций. Он привык к маленьким и душным комнатам своего бункера и боялся выйти на свежий воздух. В результате ночь у него превращалась в день, а день в ночь.

В десять утра Гитлер – еще в ночной рубашке – забирал пачку свежих газет, оставленных камердинером, и вновь укладывался в постель. Он лежа просматривал газеты. Затем умывался и брился. Когда у него стали дрожать руки, его брил парикмахер.

В одиннадцать слуга стучал в дверь со словами:

– Доброе утро, мой фюрер. Пора!

С одиннадцати до двенадцати он завтракал. До войны он пил молоко, съедал булочку, яблоко и несколько кусочков сыра. Во время войны аппетит у него улучшился. Он поглощал за завтраком пирожные с шоколадной начинкой.

В полдень начинался прием посетителей и совещания.

После двух он обедал. Гитлер предпочитал густой гороховый или чечевичный суп, картофель в мундире, зеленый салат, сардины в масле. После нападения на Россию с удовольствием поглощал икру, намазанную на разрезанные пополам яйца. Когда он случайно услышал, сколько стоит икра, демонстративно запретил ее подавать на стол.

Вечером Гитлер удовлетворялся яичницей и творогом, но ему хотелось поговорить, поэтому ужин растягивался на несколько часов. После ужина он мог поспать час-другой, после чего вновь ощущал потребность в компании. К нему приглашали секретарш, адъютанта и неизменного доктора Морелля. Всех обносили чаем, и «беседы у камина» затягивались иногда до шести утра.

Третий рейх трещал, и в отчаянии его руководители были готовы на все. Гитлер требовал сражаться до последнего. Йозеф Геббельс, презиравший русских, неожиданно принял председателя Комитета освобождения народов России, командующего Русской освободительной армией генерал-лейтенанта Андрея Андреевича Власова. Генерал Власов попал в плен в июле 1942 года и перешел на сторону немцев.

Геббельс пригласил Власова, чтобы набраться у него оптимизма. Осенью 1941 года генерал Власов командовал 20-й армией, которая обороняла столицу. Он рассказал Геббельсу о драматической ситуации в Москве, когда немецкие войска стояли у ворот города и многие думали, что отстоять столицу не удастся.

«Беседа с генералом Власовым подействовала на меня ободряюще, – констатировал Геббельс. – Я узнал, что Советскому Союзу пришлось пройти через точно такие же кризисы, какие предстоит преодолеть нам, и что и из этих кризисов есть выход, если мы полны решимости не сгибаться».

После беседы с генералом Власовым Геббельс сам воодушевился и решил подбодрить Гитлера.

«Я подробно сообщил фюреру о беседе с генералом Власовым, – записал он в дневнике, – особенно о тех средствах, которые он по заданию Сталина применял, чтобы в конце осени 1941 года спасти Москву.

Советский Союз находился тогда в такой же ситуации, что и мы сегодня. Но Сталин принял самые решительные меры, на которые у весьма многих наших влиятельных людей не хватает ни нервов, ни энергии».

Первым сдали нервы у рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Убийца миллионов боялся вида крови и явственно представлял себе, что его ждет после победы союзников. Предчувствуя поражение, его подручные были готовы на все, лишь бы спастись. Его главный разведчик Вальтер Шелленберг уже давно понял, что дело проиграно, и уговаривал Гиммлера – пока у него есть власть – как можно быстрее договариваться с союзниками.

Генрих Гиммлер в начале марта сорок пятого попытался прощупать Геббельса, завел с ним беседу о возможности мира. Рейхсфюрер считал, что договариваться надо с Западом. По мнению Геббельса, с Западом разговаривать бесполезно, национальный социализм может спасти только Сталин.

«Я думаю, – записал 8 марта в дневнике Геббельс, – что, скорее всего, чего-то можно было бы достигнуть на Востоке: Сталин кажется мне большим реалистом, чем англо-американские безумцы».

Мысль о возможности переговоров приходила в голову и самому Гитлеру. Как и Геббельс, фюрер надеялся вновь найти общий язык со Сталиным. Они ведь всегда присматривались друг к другу – и с определенным уважением.

К примеру, вечером 30 июля 1935 года Сталин устроил прием в Большом Кремлевском дворце для участников совещания работников железнодорожного транспорта. Выпили за вождя и членов политбюро, после чего Сталин произнес речь. Только недавно найдена запись его выступления (см. журнал «Отечественная история», 2005, № 3). Вождь среди прочего сказал:

– Буржуазия выдвинула своих наиболее умных и способных людей для управления государством: Рузвельта, Болдуина, Гитлера – он талантливый человек, Муссолини…

Из всех, кого он перечислил, только Гитлер удостоился из уст Сталина дополнительного комплимента – «талантливый человек». Фюрер этого комплимента не слышал, но столь же высоко ценил кремлевского вождя.