Конечно, Артур Ли, авантюрист и наглец, просто-напросто шантажирует Францию, добиваясь от неё жизненно необходимых военных поставок. Американцам не привыкать прибегать к запугиванию и шантажу, на этом основана вся внешняя политика государства, основанного авантюристами и наглецами. Неизвестно, улавливает или не улавливает этот подлый мотив в рассуждениях своего собеседника Пьер Огюстен, но он и сам не прочь попугать своего пугливого министра и ещё более пугливого государя.

Только что пересказав угрозы Артура Ли, он дерзает уверять своего слабовольного короля, что бездействие губительнее противодействия, оказанного любой из опасностей, которая неизбежно угрожает не только интересам, но и самой безопасности Франции:

«Предположим, что Англия в этой кампании одержит полную победу над Америкой. Либо, что американцы отобьют англичан. Либо что Англия придет к уже определенному королем решению предоставить колониям самим решать свою судьбу, и расстанется с ними добровольно. Либо что оппозиция, получив министерские посты, добьется подчинения колоний на условиях возвращения им статута, существовавшего до 1773 года. Вот мы и перечислили все возможные варианты. Есть ли среди них хоть один, не ввергающий Вас мгновенно в войну, которой Вы хотите избежать? Сир, именем Бога молю Вас, благоволите рассмотреть их вместе со мной…»

Первое предположение чревато такими последствиями:

«Если Англия восторжествует над Америкой, то только ценой громадной потери в людях и деньгах, а единственная возможность возмещения таких громадных убытков для англичан заключается в том, чтобы они, вернувшись в Америку, отобрали себе французские острова и тем самым стали единственными поставщиками ценнейшего продукта, сахара – только это может компенсировать урон, нанесенный их торговле. Этот захват навеки закрепит за ними все доходы от контрабандной торговли, которую континент ведет с этими островами. А таком случае, сир, Вы будете поставлены перед выбором: либо слишком поздно начать бесполезную войну, либо во имя самого постыдного мира пожертвовать всеми Вашими – американскими колониями и к тому же потерять 280 миллионов капитала плюс 30 миллионов дохода…»

Те же потери ждут и в том случае, если осуществится второе предположение:

«Если американцы окажутся победителями, они тут же получат свободу, и тогда англичане, будучи в отчаянии оттого, что их владения уменьшатся на три четверти, попытаются как можно скорее компенсировать понесенный ими территориальный ущерб и пойдут на то, чтобы захватить Ваши американские владения, что, можно не сомневаться, им легко удастся осуществить…»

Ничего хорошего не сулит его королевскому величеству и третье предположение его верного подданного:

«Если англичане сочтут себя вынужденными предоставить независимость своим колониям мирным путем, как того тайно желает английский король, то последствия для нас останутся почти такими же, что и в предыдущем случае, поскольку их торговля окажется полностью разложенной. Однако разница будет заключаться в том, что английская сторона, менее подорванная, чем в результате дорогостоящей кровопролитной войны, будет обладать достаточными силами и средствами, чтобы с ещё большей легкостью завладеть принадлежащими нам островами, без захвата которых ей в сложившейся ситуации никак не обойтись, если она вознамерится сохранить свои владения и свое влияние в Америке…»

Четвертое предположение ведет, может быть, к ещё худшим последствиям:

«Если оппозиция, одержав верх, займет министерские кресла, она, конечно, заключит договор, закрепляющий союз с колониями, и тогда американцы, не простившие Франции её отказа помочь, вследствие чего им пришлось подчиниться метрополии, тотчас начнут угрожать нам тем, что выступят вместе с Англией, дабы захватить наши острова. Больше того, американцы поставят эту акцию непременным условием своего возвращения в лоно матери-родины, и легко себе представить, с какой радостью правительство, состоящее из лордов Четемов, Шелбернов и Рокингэмов, настроения которых нам хорошо известны, разделит враждебные чувства американцев и развяжет с нами упорную, ожесточенную войну…»

С большей ясностью, с большей убедительностью изложить причины надвигающейся войны и неизбежных непоправимых потерь, которые произойдут от бездействия, едва ли возможно, и потому далее в мемуаре следуют лишь очевидные, к тому же холодные выводы:

«Как же надлежит поступать в этих чрезвычайных обстоятельствах, чтобы сохранить мир и принадлежащие нам острова? Вы сумеете сохранить мир лишь в том случае, если любой ценой не допустите, чтобы он был восстановлен между Англией и Америкой, чтобы одна сторона торжествовала свое превосходство над другой. Единственный способ, сир, которым можно этого достичь, заключается в том, чтобы оказать американцам помощь, которая уравняла бы их силы с англичанами, но не более того. И поверьте, сир, что за стремление сэкономить нынче несколько миллионов Франция расплатится завтра и большой кровью и большими деньгами. А главное, сир, одна лишь неизбежная подготовка к первому сражению будет стоить Вам намного дороже той помощи, о которой Вас просят теперь, и экономия каких-то жалких двух-трех миллионов наверняка обернется в ближайшие два года потерей более трехсот миллионов. На это мне могут сказать, что мы не можем оказать помощь американцам, не оскорбляя чести Англии и не навлекая тем самым на себя грозу, именно ту грозу, которую я как раз и пытаюсь предотвратить. Я, в свою очередь, отвечу Вам, что этой опасности мы избежим, если будем следовать плану, который я уже неоднократно предлагал, то есть будем помощь американцам оказывать тайно, ничем не компрометируя себя. При этом первым условием им мы поставим не посылать в наши порты трофейные суда и вообще не допускать никаких действий, которые могут обнаружить помощь, предупредив Конгресс, что в противном случае он немедленно лишится нашей поддержки. И если ваше величество не располагает человеком, более меня пригодным для этого дела, я готов взяться за осуществление данного плана и сумею заключить договор, никого при этом не компрометируя…»

Что ж, он делает предложение. Король и его министр могут позволить себе беспечальное пребыванье в тени. Он справится и один, как справился с Гезманом де Тюрном и с парламентом негодяя Мопу.

Он запечатывает своей печатью довольно толстый пакет и пишет на нем:

«Королю, лично».

Пока неторопливый Вержен передает с его точки зрения не важный пакет королю, пока король, медлительно, с трудом добираясь до смысла, прочитывает внушительное послание и держит с Верженом совет, Пьер Огюстен спешит заняться своими делами. Опираясь на помощь знаменитого адвоката Ги Тарже, он пробует отложить процесс в Эксе, начатый после отмены прежнего приговора Большим советом парламента, поскольку не может присутствовать на процессе, и утихомиривает наконец надоедливую Леопольду Жанто, склонив её принять в зачет её склочных претензий шесть тысяч ливров.

Почти месяц спустя на его послание отвечает Вержен, приблизительно так:

– Необходимо, чтобы эта операция выглядела в глазах английского правительства и даже самих американцев как личная спекуляция, к которой мы не имеем никакого отношения. Чтобы так выглядеть, она и в самом деле должна в известной степени быть таковой.