— Это… кошмарно, — Лили нарушила тишину, и вместе с возгласом у неё вырвались слёзы и всхлипывания. — Сперва убийства работников, затем потеря Онкелиана, и ещё эти отвратительные твари, негули! На рынке только и толкуют о том, что негули могут вернуться в любой момент, и что они принесут с собою оспу предков, или наводнение, или ещё какое стихийное бедствие. Золотой катаклизм!

Девушка оторвалась от линии горизонта и уставилась на Касарбина, который пребывал в полнейшей растерянности и не знал, что надлежит говорить в подобных ситуациях.

Впрочем, в дальнейшем выяснилось, что слов от молодого человека никто не требовал, Лили было достаточно простого участия.

— Золотой катаклизм! — возбуждённо повторила Лили, вытирая свой протекающий нос. — Что, если Зелёное море опять взбунтуется и обрушит на нас очередную кару? Кажется, боги нами недовольны, они недовольны Исар-Диннами, они будто прокляли столицу. А я собиралась навсегда поселиться здесь, теперь… теперь мне представляется, что это — такая дурная затея, что даже слов не хватает, чтобы выразить…

Она снова начала горько плакать, и Бел-Атар явственно ощутил, как щемит его сердце. Он открыл рот и попытался что-то вымолвить в ответ, однако Лили продолжила исторгать непрерывный поток речей:

— Меньше месяца осталось до празднества Дня Великих Жертв, а у нас мага нет. Кто прочтёт необходимое заклятье? — на мгновение девушка замолкла и посмотрела в глаза Касарбину. — Знаешь, мне кажется, что морские боги защищают своё сокровище, и что нам никогда не завладеть Солнечной иглой Виликарты. Этому просто-напросто не суждено свершиться, ведь в проклятом камне течёт кровь…

— Любые сокровища прокляты, — размыто выдал Бел-Атар, протягивая собеседнице платок, которым она сама ещё недавно вытирала чужой пот, — и в основном для тех, кто слаб сердцем.

— Опять ты за своё? И ещё Момо…

— Послушай, Лили.

Касарбин подошёл к парапету веранды и тоже сложил руки на перила. Лили притихла и чуток к нему придвинулась, наконец позволяя приятелю высказаться.

— Я знаю, что тобой двигают благие намерения, и что ты делаешь это от доброго сердца, но почему тогда, смотря на Момо, ты замечаешь только что-то скверное и злое, что приключилось с ним в прошлом, причём весьма далёком? Разве это справедливо?

— Я…

Не найдя достойного ответа, девушка будто вспыхнула и разъярилась:

— Опять читаешь проповеди, словно ты — старик какой, или отшельник! Знаешь, почему мудрецы живут в одиночестве? Потому что их общества никто не в силах вынести! — прокричала она, а заметем развернулась на месте, взмахнув пышными юбками и огрев художника суровым взором, после чего раздражённо потопала в дом.

Бел-Атар только удовлетворённо хмыкнул травнице вслед. В конце концов, он считал, что гнев всё-таки предпочтительнее отчаяния, он приносит больше плодов. А иноземцу за сегодняшнее утро уже с лихвой хватило упаднических мыслей и пересуд о смерти. Всегда лучше вначале пытаться потушить огонь, чем раньше времени посыпать голову пеплом.

Той же ночью Ирмингаут и Гвальд спешили в благоустроенную часть города, на медный холм. До Дней Великих Жертв, как справедливо отметила Лили, оставалось совсем немного, и заговорщикам следовало проработать план как можно точней. Как ни крути, на Ирмингаут и Гвальда рассчитывали не только члены братства, но и другие вовлечённые, куда более могущественные и осведомлённые. Сегодня эльфийка и бывший начальник дворцовой стражи встречались с наиболее видными представителями Двойной «В» — с братством Воинов Вереска, которым издревле покровительствовал дом Кирн. В одном из непримечательных частных особняков, за закрытыми дверями и при плотно задёрнутых занавесках, они должны были держать беседу с главными фигурами дома Чёрных Ворот, и с Эйлеттом Чесфероном лично в том числе.

Впрочем, перед деловым визитом Ирмингаут сперва посетила куда менее достойных и доблестных господ — она, в гордом одиночестве, но вооружённая до зубов, перебросилась парочкой «тёплых» слов с рыжим и одноглазым Фирамом, тем самым типом, который совершил налёт на лавку волшебного Северона, перебил там ни в чём неповинный народ, едва не покалечил Момо, а затем объявил об изгнании Белой Семёрки из содружества банд омута. И не то, чтобы Ирмингаут сильно переживала о последнем — в конце концов, женщина давно собиралась сбежать из этого окаянного города сразу после того, как привела бы в исполнение собственные планы, однако Фирам посягнулся на святое; на то, что эльфийка никак не могла обойти стороной. Она, как представительница северных племён, древних и диких, не могла простить того, кто нанёс ей столь суровое оскорбление, однако сейчас была не способна в полной мере отомстить обидчику, ибо тогда под угрозу попадали все дальнейшие предполагаемые события.

«— Нана! Сестрица! — приветствовал её рыжий негодяй с радушной улыбкой на лице. — На что ты сетуешь, я же пощадил твоего белобрысого щенка? Ручаюсь, я его не тронул даже пальцем. Более того! К нему не прикасался никто из моих людей! Ну… лишь Вром Вепрь, и только кулаками! Клянусь тебе!»

Теперь, стоя напротив потайных кухонных дверей в дворике нужного особняка, Ирмингаут никак не могла выбросить из головы надменные слова Фирама, главаря одной из самых неблагонадёжных и опасных в омуте организаций. Как бы она мечтала заткнуть глотку рыжего его же поганым языком, стереть навсегда эту развязную ухмылку с его кривой гримасы, только нынче у неё самой будто руки были связаны за спиной путами тугих и крепких обязательств.

«— Не веришь мне? Как можно? — вопрошал разбойник, изображая полную невинность. — Тогда спроси лично у щенка, какие у него остались впечатления от свидания? Думаешь, он расскажет правду? Поделится с тобой неизгладимыми воспоминаниями?»

Ирмингаут в гневе сжала кулак и с размаху ударила в деревянный косяк так, что балка надломилась. Гвальд, спокойно стоящий рядом, недоумённо покосился на свою свирепую спутницу, а затем тихо процедил:

— Соберись, нам ещё с Эйлеттом беседу держать. Этот человек легко выведет из себя даже самых стойких и рассудительных, ибо он славится непробиваемым упрямством.

— Да знаю я, — огрызнулась женщина, но потом извинительно вздохнула и провела рукой в перчатке по зажмуренным глазам. — Просто сегодня у меня уже была одна неприятная встреча, да ещё и ты заговорил, словно бессмертный древний.

— А тебе по нраву видимо, чтобы я изъяснялся, как неотёсанная деревенщина? Я ведь всё-таки во дворце служил, — усмехнулся Гвальд, расправляя плечи и закладывая большие пальцы рук за пояс на штанах.

Его гигантскую фигуру со всех сторон подсвечивали блестящие серебром звёзды, что в безлунную ночь распалились довольно рано на почерневших небесах.

— Это хоть соответствовало бы твоей внешности, а не вызывало замешательство, — Глава легонько ударила напряжённым кулаком в грудь мастера, а затем внимательно