любил и люблю, и мало таких прекрасных, младенческих душ. Освежительна была встреча с ним по его внутренней красоте и по светлым воспоминаниям молодости, которые она воскрешала. Вот как можно прожить жизнь, не удосужившись видеться с теми, кого любишь!

С нетерпением жду окончания корректуры, чтобы пуститься к вам, а теперь покуда хотя и предполагаю вас в Бунине, но пишу все-таки в Петрищево, потому что вам, вероятно, скорее перешлют письмо из Петрищева. В пятницу проводил я Хомяковых[1049], уехавших в Смоленскую деревню, а на днях уезжают также Аксаковы[1050] и Бестужевы[1051], последние к Хомяковым в Богучарово.

86. Родным

19 ноября 1848 года

Киреевская Слободка

<…> Бодянского[1052] мне жаль вдвойне: мне жаль в нем и его, и себя, потому что это разрушило почти все мои надежды на полезную деятельность и, может быть, надолго, если не навсегда[1053]. Но покуда не унываю и буду прилежно работать, как будто все есть, как было. Провидению виднее, что нужно.

87. Родным

13 февраля 1849 года

<…> Я собирался было нынче на свидание с бароном Черкасовым[1054]. Один раз я его уже там видел, и он мне между прочим рассказывал повесть весьма важную, а именно: на днях возвратился в Петербург Скарятин[1055], который имел с высочайшим следующий разговор:

Выс. Давно ли ты получал письма от брата Гр.[1056]?

Ск. Уже давно…

Выс. Я могу тебе сообщить об нем самые свежие новости: они теперь взошли в Трансильванию.

Стало быть, война кажется несомненною, но в чем дело и кого мы пошли давить, еще никто не знает…

88. Родным

14 марта 1849 года

Москва

<…> Никола[1057] вам пишет, верно, подробно обо всех здешних происходимостях, а потому скажу только, что мы все, слава Богу, здоровы. Последнюю неделю мы особенно были заняты болезнью и смертью бедного Киреева[1058], которого мы схоронили в пятницу. Он страдал ужасно, но кончина его была полна веры, мужественна и прекрасна. Утешительно было видеть, что в последние дни ходили за ним все его старые приятели, т. е. мы, Кошелев, Павлов, Хомяков. И это его радовало. Очень его жаль. Его жизнь была несчастлива, и слишком пылкий характер вовлекал его во многие ошибки, но его душа была благородна, прекрасна и полна любви.

Деньги к Остряковой[1059] я отослал немедленно по получении вашего письма и посылаю вам ее расписку. Они пришли очень кстати, потому что она в крайней нужде, а в это именно время она хотела говеть, и говеть ей было не на что.

Что касается до моих песен, то я хотя был у Бодянского, но до сих пор еще не мог узнать ничего положительного. По крайней мере он обещал выручить напечатанные.

89. Е. И. Елагиной[1060]

27 июня 1849 года

Хам! хам! хам!

Спасибо тебе, милая сестра Катя, за грамотку и за петрищевские вести. Я очень рад, что у маменьки именно теперь гости и что у них Петерсоны[1061], которые ее все-таки будут несколько развлекать, а еще пуще того рад, что она собирается к вам, куда и мне удобнее будет собираться, и очень желаю, чтобы это произошло скорее. Покуда посылаю денежное письмо от Марьи Алекс.[1062], полученное с почты. У нас покуда не происходит ничего особенного, кроме того, что я рад познакомиться с Тиньковыми[1063] и что я этому знакомству очень рад, потому что они мне весьма понравились. 24 он приехал ко мне и провел весь вечер, а вчера я был у него и тоже возвратился в 1/2 1-го ночи. Это человек очень умный и, что всего реже, полный души, несмотря на свои генеральские эполеты, над которыми он и сам служит. А вербовать его в славянофилы оказалось вовсе не нужным, потому что он и без того оказался истым славянофилом, который разливается тем же самым иеремийным плачем[1064], которым и мы, грешные. К нему я очень охотно буду ездить, а теперь еще тем удобнее, что он здесь один, а все его семейство в деревне.

Полонизм[1065] твой меня чрезвычайно радует, а переписать некоторые места — мысль очень хорошая, только, главное, старайся овладеть выговором во всей тонкости и не забывай различие двух э. Авось либо удастся скоро опять у вас побывать, чтобы почитать все вместе. Такая литература в самом деле стоит того, чтобы ею питаться.

90. Н. А. Елагину

1 августа 1849 года

Киреевская Слободка

Хам! хам! хам!

Чтобы видеть несколько людей, я бы тебе посоветовал, во-первых, выписать Максимовича, адресуя в Киев для доставления в Прохоровку, а между тем отправиться прямо к кому-нибудь из профессоров, например, к Костырю[1066]. Люди необходимы, потому что язык не только до Киева доведет и в Киеве водит.

За крыжаков[1067] тебе большое спасибо: это те самые. А на прочие книжки… об этих буду просить в таких случаях, если перед возвращением у тебя еще останется много денег. Заглавие Мартышникова[1068] перевода на нынешней почте не успел приискать, а на следующей.

Прощай же покуда, будь здоров и да будет тебе Киев слаще своего варенья! Передай мое крепкое рукопожатие Лаптеву[1069].

Твой брат Петр Киреевский.

91. Родным

10 декабря 1851 года

Киреевская Слободка

<…> Я приехал еще 5-го вечером и 6 поехал к обедне, чтобы слышать трогательную проповедь архиерея[1070] о том, как с самого начала мира всякий порядок и доброе дело держится только самодержавной властью, какие смуты там, где она ограничивается, как, например, на Западе, и какое благоденствие, где она неограниченна, как, например, у нас, что во всех концах России господствует неукоснительное правосудие, что у нас каждый человек вполне огражден от всяких притеснений и вполне благоденствует и пр. Это бы еще не редкость, но замечательно то, что Т.[1071] был у него вечером накануне Николина дня, в который он говорил эту проповедь, и что он тогда с жаром говорил совершенно противное. Это, мне кажется, факт очень замечательный, потому что ему говорить проповеди не было собственно никакой надобности и это было бескорыстно. Вообще такое настроение общества доказывает такой глубокий