Делать на кухне ему было нечего, так что пришлось вернуться в гостиную, к скучному соседу. Шариф думал: «Невероятно, я женат двадцать шесть лет, но не могу признаться своей жене в том, что всегда считал: не стоит звать англичан к себе домой». Жаль, что он не может отсидеться на кухне, как она. Ничего, вот уйдет старый доктор – и он ей припомнит это «славно».

Старик все еще сидел в одиночестве.

– Еще джина? – предложил Шариф.

– Нет, мне вполне хватит, спасибо.

– Говорите, ваша дочь работает в международной благотворительности?

– Ну да. Уже пару лет. Кажется, ей нравится. Думаю, много кому пришлась бы по душе работа, на которой ты вроде бы приносишь пользу. Должен сказать, не знаю, как будет справляться остальной мир, если мы перестанем регулярно давать ему кучу денег.

– Ну… – Шариф умолк. Выдержал паузу. Снова заговорил: – Не знаю, не знаю.

– Правда? – спросил Хилари. – А есть альтернатива?

– Вообще лично я думаю, что в этом и кроется проблема. Это порождает проблемы, которых иначе бы не возникло.

– Это какие?

– Ну, я родился в той части света, которая получает огромные дотации, и ни к чему хорошему это не приводит. У власти – ужасное правительство, хотя бы потому, что, если оно работает неэффективно, может полагаться на западную помощь. И у руля оказываются совсем не те! А люди, которые как раз и делают так, что требуется помощь, а потом ходят и ее выпрашивают – потому, что ни создавать, ни строить, ни вообще что-либо делать не способны. Они лишь…

– Погодите! – перебил Хилари. – Как я понимаю, главная проблема вашей страны в том, что у всех, у кого были хотя бы какие-то идеи, как сделать ее лучше, сбежали оттуда много лет назад. Все эти блестящие умы и предприимчивые души, они или тут, или в Америке, зарабатывают деньги. Вы бы свихнулись – останься в Бангладеш.

– Чушь! – воскликнул Шариф. – Чушь! Мы переехали потому, что появилась возможность, а дела в стране казались особенно скверными. Но, уверяю вас, так думают не все! У меня был брат, он погиб, сражаясь за независимость, и я уверен, убежден – если бы он остался жив, то делал бы все, что от него зависит, на своем месте. Но на гуманитарной помощи страну не построишь! Это лишь провоцирует воровство и позволяет ничего не делать – просто без усилий влезьте наверх и прикарманьте миллион-другой, а потом спишите на ошибки бухгалтерии. Честно говоря, Хилари, думаю, вы просто не очень владеете вопросом.

– Оставлю это без ответа! – с жаром выпалил Спинстер. – Но ладно, даже если не брать Бангладеш – сколько стран имеют шанс хоть как-то поднять ВВП? Сборы с доходов там делаются чудовищно неправильно, да и гражданские войны сильно все попортили. И никакого доступа к ссудам, как у здешних правительств.

– Ой, вот не надо! Если правительство какой-нибудь африканской страны решится на выпуск облигаций, пусть сперва в минимальных масштабах: когда предприимчивые инвесторы получат свое, они придут просить еще, и не успеем глазом моргнуть – в Центральной Африке сильная экономика с ежегодными миллиардными доходами на фондовом рынке. И не надо ходить с протянутой рукой к западным правительствам и благотворительным фондам, чтобы твои сограждане могли ужинать рисом! Я уже отчаялся!

– Звучит прекрасно, но, честно говоря, отдает утопией: ну, какие облигации? Да бросьте.

– С негодованием отметаю слово «утопия»! Вечно циники говорят так о тех, кто предлагает действенное, пусть небанальное, да, но решение…

Он поднял глаза. И увидел сыновей: улыбаясь, они стояли в дверях. Шарифа это взбесило. Два взрослых человека, он и доктор Спинстер, говорят о серьезных вещах! О судьбах мира, можно сказать, – а эти два подростка стоят тут и снисходительно лыбятся, а сами, кроме своих дурацких игрушек, ничего и не знают.

– Идите-ка помогите матери! – велел Шариф. – Думаю, ужин скоро будет готов. В общем, видите ли, Хилари…

6

Много позднее хозяин помог гостю надеть плащ (оказалось, что мысль прихватить его была вовсе не так уж плоха – в какой-то момент пошел дождь). Хилари с Шарифом и не заметили, что весь ужин кричали друг на друга.

– Спасибо вам огромное! – сказал Спинстер. – Мне ужасно понравилось. Вы знакомы с доктором Имраном Ханом? Парнем, что занял мое место в амбулатории?

– Увы, нет, – ответил Шариф.

– Мне бы хотелось отблагодарить вас за гостеприимство. – Сосед с улыбкой обернулся к Назие. После пары часов поисков моральных, интеллектуальных и логических ошибок оппонента щеки его разрумянились, а глаза блестели. – Но обрекать вас на свою стряпню мне бы не хотелось. Так вот, я приглашаю вас пообедать в паб. Имрана тоже позовем – думаю, вы поладите.

– Хилари, с удовольствием приму приглашение, – с железной убежденностью заявил Шариф. – В пятницу я вполне могу уйти пораньше.

Как только за соседом закрылась дверь, Назия сказала:

– Я тебе говорила… Что я говорила?!

– Мне очень понравилось… – робко начал Шариф.

– Я не о том, – ответила Назия. – Я же тебя просила… ты мне обещал… Мальчики, идите-ка наверх!

– Мама с папой будут ссориться, – шепнул Раджа Омиту, когда они друг за другом поднимались по лестнице.

– Спорить, сын! Шариф, я просила, а ты обещал мне не затевать спор. Что я просила? Никаких споров. Он только-только похоронил жену! Не понимаю…

– Ему тоже очень понравилось, – возразил Шариф. – И, по мне, он высказал пару интересных соображений касательно лечения болезней. Хотя общее направление мысли у него, думаю, неверное.

– Ну, если уж мы об этом, то я тебе вот что скажу… – И Назия направилась обратно в гостиную.

7

Блоссом решила навестить старика отца. Они не виделись с прошлого Рождества, точнее, даже с позапрошлого: честно говоря, Блоссом опасалась, что в последний раз навещала его пару лет назад; хотя, конечно, они иногда беседовали по телефону. Его приглашали на свадьбу Лавинии, но Хилари сослался на свой возраст. Шутка ли, восемьдесят два года. Лучше уж он пришлет по-настоящему дельный подарок. Коим оказался чек на сто фунтов. На них Лавиния купила огромную кастрюлю и кухонный термометр и приготовила шестьдесят банок превосходного малинового варенья с добавлением эстрагона, который, как ни странно, придал лакричный привкус. Это варенье разослали после свадьбы всем гостям – с теплой припиской: «От Лавинии и Джереми». Интересно, подумала Блоссом: папе тоже прислали, с пояснением, на что пошел «дельный подарок»?

Умница Джош сдал в Оксфорде последние экзамены на степень бакалавра, а бедняжка Тамара смогла наскрести лишь на несчастный Эксетер – изучать английский. Приходилось вечно пояснять образованным людям: имеется в виду второсортный университет, а не элитный колледж в том же Оксфорде. Тем не менее ее убедили доучиться и получить поразительный выпускной балл – две целых одна десятая, прежде чем уехать в Брисбен, где она провела «год за границей», полагавшийся до учебы. Тамара скучала по этому австралийскому городу. Хотя она начала учиться на год раньше Джоша, заканчивали они одновременно: курс, или школа бакалавра, или как оно там у них, в Оксфорде, называется, длилось четыре года. Жаль, что Лео не знал: впрочем, не исключено, что именно об этом ему особенно не хотелось бы узнать. Тамара скоро уедет в Австралию, возможно насовсем, а Джош – на юридический факультет, чтобы стать солиситором. Почему бы перед этим не проведать старого дедушку?