Участники совещания слушали Дэн Сяопина затаив дыхание. Это была его «тронная речь». «Сегодня я хочу остановиться главным образом на одном вопросе, — сказал он, — на том, что нужно раскрепощать сознание, заставить свой ум работать, искать истину в фактах, сплотиться воедино и смотреть вперед… В политической жизни партии и народа применимы только демократические меры, зажим и нападки недопустимы. Права граждан, предусмотренные Конституцией, права членов партии и партийных комитетов, предусмотренные Уставом партии, должны твердо гарантироваться, никому не разрешается на них посягать… Надо давать народу высказываться». Он даже заявил: «Нет ничего страшного в том, если… отдельные люди, недовольные существующим положением, попытаются воспользоваться демократией для учинения кое-каких беспорядков… Революционной партии страшно не слышать голос народа, а мертвая тишина ей страшнее всего».

Призвал он и к расширению демократии в экономической сфере, вновь выступив против излишнего централизма, за выявление активности предприятий и тружеников и восстановление принципа материальной заинтересованности. При этом даже объявил приемлемым с точки зрения экономической политики, чтобы часть районов и предприятий, рабочих и крестьян повысила свой жизненный уровень раньше других. Это, с его точки зрения, позволило бы всему народному хозяйству «непрерывно развиваться, волнообразно продвигаясь вперед». «Надо учиться управлять», — заметил он.

Кроме того, Дэн призвал продолжить разрешение вопросов, оставшихся от прошлого, так как «все до единой ошибки… должны быть исправлены». И в этой связи он подчеркнул необходимость «исторически, по-научному» оценить как Мао Цзэдуна, так и «культурную революцию», заметив, правда, что «великие заслуги, которые имеет товарищ Мао Цзэдун в длительной революционной борьбе, не померкнут в веках»186.

Было понятно, что при всем революционном характере перемен, за которые ратовал Дэн, он так же, как и Хуа, не хотел прослыть «китайским Хрущевым». Дэн Нань через некоторое время после совещания напрямую спросила его: «Это правда, что ты боишься славы Хрущева?» Но Дэн только улыбнулся, ничего не ответив дочери187.

Его речь произвела сильное впечатление на участников совещания. Именно она, а не доклад Хуа на открытии форума, была принята собравшимися в качестве основного документа. И именно ее было решено передать членам созывавшегося с 18 по 22 декабря 3-го пленума, который уже чисто формально принял обоснованный Дэном курс. Этот пленум, по существу, довел решения рабочего совещания, которое носило закрытый характер, до сведения китайской и мировой общественности.

Таким образом, в декабре 1978 года Компартия Китая перенесла центр тяжести в своей работе с пропаганды классовой борьбы и организации политических кампаний на экономическое строительство, отказавшись, по существу, продолжать революцию при диктатуре пролетариата.

Пленум отстранил наиболее одиозного «абсолютиста» Ван Дунсина от руководства идейно-пропагандистской работой и ввел в состав Политбюро таких твердых сторонников Дэна, как Чэнь Юнь, Ху Яобан, Дэн Инчао и Ван Чжэнь, а Чэнь Юня — еще и в Постоянный комитет Политбюро. Более того, на пленуме была образована Центральная комиссия по проверке дисциплины, тут же занявшаяся «чисткой партии» от тех ее членов, кто, с точки зрения Дэна и его сторонников, «не желал расставаться с групповщиной», то есть не принимал нового курса ЦК. Ее первым секретарем стал Чэнь Юнь, вторым — Дэн Инчао, а третьим — Ху Яобан. В секретариат комиссии вошел и Хуан Кэчэн, тот самый бывший начальник Генерального штаба Народно-освободительной армии, который пострадал за поддержку Пэн Дэхуая в 1959 году.

Но главное — пленум утвердил де-факто верховную власть Дэна в партии и государстве. Китай вступал в новый период развития под знаменами экономических реформ и демократии.

Во всех странах изменения в Китайской Народной Республике вызывали повышенный интерес. И, прежде всего, разумеется, привлекала внимание личность Дэн Сяопина. Этот маленький, но поразительно сильный человек — выскочивший, как джинн из бутылки, после опалы — вселял в миллионы людей надежду, что Китай пойдет наконец по цивилизованному пути. Популярный американский журналист Роберт Д. Новак, взявший у Дэна двухчасовое интервью в конце ноября 1978 года, на весь мир разнес весть о том, что этот «наиболее влиятельный в Китае человек… искренне поддерживает свободу слова»188. 1 января 1979 года американский журнал «Тайм» объявил Дэн Сяопина человеком года, а на обложке поместил его изображение на фоне традиционного китайского пейзажа — горы, леса, облака. Дэн выглядел спокойным, слегка ироничным, но вместе с тем загадочным: неким китайским сфинксом, загадку которого мир должен был еще разгадать.

В конце декабря 1978 года Дэн выступил с речью на траурной церемонии перезахоронения праха Пэн Дэхуая на кладбище революционных героев в Пекине. Он не обмолвился о конфликте маршала Пэна с Мао Цзэдуном, но отметил, что «товарищ Пэн Дэхуай… был смелым человеком… известным своей честностью и прямотой. Он заботился о народе, не думая о себе и не обращая внимания на трудности»189. Казалось, Дэн извинялся перед благородным командующим за то, что в 1959 году сам принял участие в его травле.

Вскоре после похорон состоялось важное заседание Политбюро, на котором Ван Дунсин был снят с большинства остававшихся у него к тому времени постов, в том числе заведования канцелярией ЦК. Новым главой канцелярии стал Яо Илинь, еще не старый человек, бывший на два года младше Ху Яобана. Всю жизнь он занимался экономикой и финансами, но Дэн при поддержке Чэнь Юня решил перевести его на партийную работу. Тогда же Ху Яобан получил только что восстановленный пост технического секретаря Центрального комитета. Его заместителями стали знакомый нам Ху Цяому, главный спичрайтер Дэна, и тот же Яо Илинь. Одновременно к Ху Яобану перешло руководство повседневной работой ЦК, а также его отделом пропаганды. Старый друг Дэна, Сун Жэньцюн, сменил Ху Яобана на посту заведующего орготделом190.

Между тем демократическое движение набирало обороты. Уже в январе 1979 года из Пекина оно стало распространяться на другие крупные города, где возникли свои «стены демократии». В то же время в разных местах начали образовываться не контролируемые партией и комсомолом организации. Различные активисты в сотнях копий принялись выпускать самиздатские рукописные журналы. Некое общество «Просвещение» вывесило дацзыбао с критикой Мао Цзэдуна прямо на одной из стен его Дома памяти. Но все же эпицентром политической жизни оставалась «Сиданьская стена». По словам очевидца, именно к ней со всех концов страны стекались люди, чтобы «вдохнуть пекинский воздух демократии»191.

Либеральные перемены в Китае приветствовал президент США Джимми Картер, активно заявлявший о себе как защитнике прав человека во всем мире. Из информации своего представителя в КНР Дж. Стэплтона Роя он знал, что Дэн Сяопин «не только позволяет, но и инспирирует кампанию настенных постеров, направленную против консерваторов в правительстве, для того чтобы укрепить контроль над бюрократией»192. Из интервью же Дэн Сяопина Новаку ему было известно, что «мудрый и динамичный» Дэн спешит, пока еще в силах, создать «разумную экономическую и политическую систему» у себя в стране и «заключить союз с Соединенными Штатами против Москвы»193. Последнее тоже было немаловажно: президент США, как известно, считал Советский Союз врагом номер один. Все это способствовало сближению США и КНР.