4. В тот же самый год у короля Хильдеберта родился второй сын. Веран, епископ Кавайона, крестил его и дал ему имя Теодорих. Епископ этот был известен благодаря совершенным им чудесам. Осеняя болящих крестным знамением, он с Божьей помощью смог вернуть многим здоровье.

5. В то время появилось много знамений. В домах ряда людей обнаружили сосуды, испещренные неизвестными знаками, которые никак не удавалось стереть или соскоблить, как бы ни старались. Явление это началось в окрестностях Шартра и распространилось до Орлеана, а затем достигло области Бордо, не миновав ни одного города между ними.

В октябре месяце заметили новые побеги на виноградниках после того, как собрали урожай, и даже уродливые грозди. На других деревьях видели новые побеги и плоды. На небе в северной части вспыхнули лучи. Некоторые говорили, что видели, как с неба падали змеи. Другие утверждали, что целые деревни были уничтожены и растворились в плотном воздухе, поглотившем дома и живших в них людей.

Появилось множество знамений, которые обычно предвещали смерть короля или бедствия в целых областях. В тот год шли проливные дожди, реки необычайно разлились, так что повсюду стояла вода и в виноградниках был неурожай.

6. В тот самый год[233] в Туре появился человек по имени Дезидерий, заявлявший, что он якобы способен творить чудеса. Он хвастался, что между ним и апостолами Петром и Павлом постоянно снуют небесные гонцы. Когда простой народ собирался толпами вокруг него, умоляя исцелить слепых и увечных, я отсутствовал в городе.

Обычно он обманывал людей с помощью ложного искусства некромантии, но вовсе не исцелял их милостью Божией. Тех же, кто был парализован или искалечен каким-либо другим недугом, он велел силой распрямлять, как будто с помощью грубой силы мог восстановить здоровье людей, которых был не способен излечить с помощью вмешательства силы Божественной.

Обычно одни его помощники хватали пациента за руки, другие тянули за другие части тела, пока не казалось, что его сухожилия могут треснуть. Те же, кого не удавалось исцелить, отправлялись домой полумертвыми. Некоторые же радовались ложному исцелению, но некоторые после этой пытки испускали дух.

Этот презренный человек стал настолько высокого мнения о самом себе, что вообразил себя сильнее святого Мартина. Он заявлял, что равен апостолам, подобно Антихристу, который во время конца света будет выдавать себя за Христа. Из сказанного совершенно ясно, что этот Дезидерий практиковал омерзительное искусство некромантии.

Те же, кто действительно видел его, рассказывали, что, если кто-то тайно или в его отсутствие говорил о нем дурное, он собирал вокруг себя людей и ругал данного человека. «Ты говорил обо мне дурное, а это унижает мою святость». Как же иначе он мог знать о том, что говорили, если только бесы не сообщали ему об этом?

Обычно он носил тунику и капюшон из козьей шерсти, находясь на людях, был умерен в еде и питье. Возвращаясь же в свое жилище, он ел и пил так много, что слуги едва успевали подносить. И все же со временем стало ясно, что он является обманщиком. Узнав о его порочном поведении, мои люди изгнали его за пределы города. Я так и не узнал, куда он отправился. Говорили, что он происходил из Бордо, может быть, он туда и ушел.

За семь лет до этого был другой мошенник, обманувший многих людей своими трюками. Он приходил одетым в тунику с короткими рукавами, сверху надевал мантию из тонкого муслина, неся крест, к которому было подвешено несколько сосудов. Говорили, что в них находился елей. Он заявлял, что пришел из Испании и обладает мощами двух священномучеников, Феликса и Винценция-дьякона.

Он зашел в церковь Святого Мартина в Туре, как раз когда наступила ночь и я ужинал. Он прислал мне послание: «Придите немедленно и посмотрите на святые мощи». Поскольку уже было достаточно поздно, я ответил: «Оставьте святые мощи на алтаре, утром я приду и посмотрю на них».

Как только рассвело, этот человек поднял свой крест и направился прямо в мою келью. Я буквально оторопел и необычайно удивился его дерзости. Я спросил его, что он имеет в виду, когда ведет себя подобным образом. Он ответил мне весьма высокомерно, почти кричал во весь голос: «Ты должен был оказать мне более теплый прием. Я расскажу королю Хильперику, что произошло. Он отомстит за ту обиду, которую мне нанесли».

Затем он вошел в мою молельню, не спрашивая у меня разрешения, и начал читать сначала один стих, потом второй, затем третий. Он начал произносить утреннюю молитву, пока не дошел до конца. Закончив, он поднял свой крест и отправился восвояси. Он говорил на языке простых людей, его речь была бедной, он использовал вульгаризмы. Не так-то легко было следить за ходом его мысли.

Он направился в Париж, куда прибыл как раз в то время, когда, как обычно, перед праздником Вознесения Господа происходило молебствие. Когда епископ Рагнемод следовал к святым местам вместе со своей паствой, этот человек появился перед ними вместе со своим крестом, на нем были одеты странные одежды, которым никогда людям прежде не доводилось видеть.

Собрав вокруг себя головорезов, хулиганов и крестьянских женщин, он сформировал из них собственную процессию и вознамерился посетить святые места вместе с этой толпой своих последователей. Как только он осуществил это, епископ направил к нему своего архидьякона с посланием. «Если у тебя имеются какие-то святые мощи и ты можешь показать их мне, – говорилось в нем, – положи их в храме и празднуй эти святые дни вместе с нами. Когда праздник закончится, отправляйся восвояси».

Мужчина не внял словам архидьякона, но начал сквернословить и оскорблять епископа. Рагнемод понял, что перед ним обманщик, и велел запереть его в келье. Осмотрев огромную сумку, которую он носил с собой, нашли корни различных растений, а также зубы крота, кости мыши, когти и жир медведя.

Епископ велел все это выбросить в реку, отнеся данные предметы к колдовским орудиям. У мужчины отобрали крест, и епископ велел, чтобы его изгнали из Парижской области. В результате этот человек изготовил новый крест и начал носить его с собой повсюду, осуществляя те же самые действия. Тогда архидьякон велел схватить его, заковать в цепи и заключить в темницу.

Как раз в это время я оказался в Париже, меня разместили в приходском доме Святого Мученика Юлиана. Как раз на следующую ночь вышеупомянутый нечестивец сбежал из своей темницы и прямо в цепях направился к церкви Святого Юлиана, где распростерся на каменном полу как раз на том самом месте, где я должен был стоять.

В середине ночи я поднялся, чтобы вознести свои молитвы Господу, совершенно не ведая о том, что произошло. Там я и обнаружил беглого нечестивца спящим. Исходившее от него зловоние можно было сравнить только с тошнотворной вонью, исходящей из отхожих мест и от пьяных, совершеннейших изгоев (т. е., говоря современным языком, бомжей. – Ред.).

Я никак не мог войти в церковь из-за распространившегося по ней запаха. Зажав нос, один из младших священников отважился выступить вперед и попытался поднять человека. Однако он не смог этого сделать, потому что этот презренный был совершенно пьян. Четверо других священников подошли к нему, подняли его на руки и бросили в угол церкви. Затем принесли воду, чисто вымыли пол и усыпали его приятно пахнувшими травами, так что теперь я смог войти и начать службу. Но даже мое пение не смогло пробудить пьяного. Когда вновь наступил день и солнечный свет ярко осветил небо[234], я вернул его епископу Рагнемоду и попросил не наказывать его. Тогда в Париже собралось несколько епископов, и, когда мы сели за трапезу, я рассказал эту историю. Я велел, чтобы мужчина предстал перед нами, так чтобы я мог высказать ему то, что думаю о нем. Когда его привели, Амелий, епископ Бигора, посмотрел на него сверху вниз и опознал в нем одного из своих сбежавших слуг. Он простил ему все, что тот сделал, и забрал его с собой домой.