Этот отрывок требует отдельного комментария. То, что Киви скептически относилась к советской действительности, – явление типичное. Это было перманентное состояние тогдашней советской творческой интеллигенции из числа так называемой либеральной (правые, которых называли «почвенниками», существующей властью были в принципе довольны). И Дин за пять лет своего знакомства с СССР уже успел привыкнуть к подобным взглядам, поскольку «перевоспитать» его пыталась не одна Киви, но и многие другие советские интеллигенты (рабочих и колхозников среди таковых не было).

Между тем Дин, слушая подобные речи, всегда не мог взять в толк, почему подобное происходит. Ведь жила советская интеллигенция во много раз лучше простого народа, однако жизнью своей была почему-то недовольна. Ему было удивительно слышать брюзжание советских интеллигентов по поводу того, что на Западе, дескать, их коллеги живут куда более свободно. Но Дин-то знал, что все это чушь собачья: в той же Америке, хоть и существует свобода слова, однако ее границы тоже строго определены – только не идеологией, а деньгами. У кого деньги, тот и распоряжается. А деньги в руках у хозяев жизни – банкиров с Уолл-стрит и прочих миллионеров. Кстати, все советские СМИ регулярно оповещали об этом свое население, однако творческая элита в эти заявления не верила, считая их пропагандой. Самое удивительное, что она не верила и живому представителю Запада – Дину Риду, считая его лицом необъективным. Как заявил Дину один из таких спорщиков:

– Вы попали под влияние наших доморощенных идеологов.

На что Дин ответил:

– А вы, в таком случае, под чье влияние попали?

Ответа на этот вопрос он так и не дождался.

Да, советская интеллигенция (не вся, а определенная ее часть, прозападная) являла собой уникальное явление. На словах радеющая за народ, на деле она этот самый народ откровенно презирала. Например, в то время как миллионы простых людей давились в очередях за различным дефицитом, интеллигенция проникала в магазины через «заднее крыльцо» (выражение Аркадия Райкина). И в общественных столовых она тоже не питалась, предпочитая им элитные заведения: рестораны типа «Арагви», Дома кино, Дома литераторов и ВТО, в гостиницах «Националь» или «Метрополь».

Но это ладно бы! Однако, уплетая за обе щеки осетрину с икрой, запивая их армянским коньяком, интеллигенция между делом склоняла на чем свет стоит «ужасную советскую власть». Власть, конечно, не самую идеальную на земле, однако ту самую, которая эту самую интеллигенцию, что называется, обувала и одевала. Посылала ее в заграничные командировки, давала звания и квартиры в элитных домах, различные премии и т. д. и т. п. Видно, зря давала, поскольку большая часть советской элиты на этих подачках настолько разжирела, что со временем стала их воспринимать как нечто само собой разумеющееся.

Между тем, когда к сонму этих критиков советской власти добавилась его возлюбленная Эве Киви, Дина этот факт по-настоящему огорчил. Видимо, от нее он подобного шага не ожидал. Поэтому и заявил ей со всем пылом своей романтической натуры: «Как ты можешь так говорить, ведь вы же самая свободная страна в мире! Знала бы ты, как живут твои коллеги на Западе». Увы, Киви пошла по пути всех остальных спорщиков с Дином: сочла его слова заблуждением. А зря. Дин был прав, когда говорил, что те же работники западного кинематографа имели куда больше проблем, чем их советские коллеги.

Например, в СССР люди, занятые в кинопроизводстве, могли работать спустя рукава, однако зарплату имели стабильную. Не бедствовали ни технический персонал, ни актеры, начиная от эпизодников и заканчивая звездами. Чтобы кто-то из них два раза в месяц не получил свои кровные – такого даже в страшном сне представить было нельзя. А на Западе киношники жили только сегодняшним днем: есть деньги – снимают кино, нет денег – сидят голодными. И Дин, хотя и относился к разряду звезд, однако хорошо был осведомлен о том, как жили рядовые служащие киношного производства как в США, так и в Италии, Испании и других капиталистических странах.

Эве Киви тоже была из разряда звезд, только советских. У нее вроде бы все было. Она числилась на хорошем счету у министра культуры Фурцевой, снималась в двух-трех фильмах в год (пусть и не в главных ролях, однако снималась же!), регулярно выезжала за границу, представляя многонациональный советский кинематограф. Чего еще надо? Какой свободы и благ не хватало? Может быть, роскошного особняка, как у Элизабет Тейлор? Или лимузинов, как у Барбры Стрейзанд? Так это понятно: Советский Союз государство не буржуинское, чтобы позволять своим гражданам кичиться богатством и роскошью.

Может быть, Киви притесняли чиновники Госкино, которые видели в ней не талантливую актрису, а исключительно секс-диву для своих возможных утех? Вполне может быть. Только ведь и в «самом свободном» капиталистическом мире с этим делом ситуация была точно такой же. Если не хуже. Там редкая актриса может стать знаменитой, не переспав с дюжиной продюсеров. Кстати, анекдот о том, как актриса приходит на киностудию и с порога спрашивает: «Где у вас тут диван, на котором талант проверяют?», родился на Западе (эти диваны появились в Голливуде еще в 20-е годы).

Так что прав был Дин Рид, когда удивлялся тому, что его возлюбленная так нелестно отзывается о своей стране. Ему было с чем сравнивать, а Киви, как и большинство ее коллег, пребывала в заблуждении относительно того, как хорошо людям живется на Западе. Она ведь видела его пусть и близко, но все-таки на расстоянии (во время своих заграничных командировок). А Дин не только там родился, но и успел вдоль и поперек изучить тамошний шоу-бизнес. И понял, что это такая клоака, в которую лучше не соваться. Причем он наверняка не заблуждался и по поводу советского шоу-бизнеса, поскольку знал его уже пять лет. Просто в сравнении с западной советская культурная клоака казалась ему раем.

И еще несколько мыслей по этому поводу. Какие цели перед собой ставили те, кто хотел наставить Дина Рида «на путь истинный»? Чего они добивались? Хотели, чтобы он стал таким же, как и они: на словах хвалил советскую власть, а в душе ее люто ненавидел? Или, может быть, рассчитывали, что он, после того как они «раскроют» ему глаза, расплюется с этой властью и никогда больше сюда не приедет? А то и начнет говорить диаметрально противоположное: ругать эту самую власть на чем свет стоит? Если это так, то у советской творческой элиты и впрямь мозги были набекрень. Вместо того чтобы протянуть руку дружбы иностранцу, который поставил целью возвеличить их родину, они все силы бросали на то, чтобы сделать из него врага собственной родины.

Можно себе представить, какие мысли одолевали Дина, когда он в минуты одиночества задумывался над этой ситуацией. Может быть, вспоминал слова того итальянского кинобосса из компании «АНИКА», который был уверен в том, что советская интеллигенция душой давно продалась Западу? Вот почему в свете всего вышесказанного надо отдать должное Дину Риду – врагом Советского Союза он так и не стал.

Однако вернемся в конец 1971 года.

Католическое Рождество Дин и Киви тоже встретили вместе у друзей. Потом им пришлось на какое-то время расстаться: Киви уехала к подруге, а Дин предпочел вернуться в гостиницу. И там на него внезапно снизошло поэтическое вдохновение. Он вдруг вспомнил свою дочь Рамону, которая находилась от него за сотни миль, и буквально за считаные минуты, глядя на ее фотографию, стоявшую на его столе, написал стихотворение под названием «В ночь под Рождество» (Поэма для Рамоны).