Они как будто попали внутрь тусклого коричневатого зеркала. Все вокруг припорошено пылью, неподвижно, даль затянута маревом, напоминающим жирную пленку на стекле. Ни ветерка, даже на открытом пространстве воздух кажется затхлым, и повсюду ощущается слабое зловоние – так пахнут лежалые кости с остатками мяса или скверно выделанные шкурки, тронутые гнилью, но в поле зрения ни того, ни другого. Зелень бледная и худосочная, однако до сих пор цепляется за жизнь, еще два-три года – и того не останется.

Орвехт развернул истрепанную карту: следующий пункт – деревня Паргат. Если бы Эдмар не обеспечил тягловую силу, они бы добирались от одного поселения до другого страшно сказать сколько времени. Рессорную коляску тащило создание, которое древний маг привел из Хиалы: оно походило на носорога, сплошь одетого в шипастые костяные латы, вместо рога его морду венчал кустик, напоминающий белесый коралл, а глаз у него не было вовсе. Эдмар сказал, что зовут эту тварь Вархут. Кормить и поить его не надо, и убить нельзя – он и так мертвый, его можно только отправить обратно в изнаночный мир.

На лошадей, волов, ослов и любых прочих животных местная нежить набрасывалась, как свора собак на зайца. Когда Ложа начала изучать Мезру, быстро выяснилось, что здесь далеко не уедешь, поэтому исследовательские группы работали в областях, примыкающих к границам выморочной территории.

Впервые за последние два с половиной года людям удалось забраться в такую даль. Впрочем, третий в их маленькой экспедиции не был человеком.

Са’арби Хидэ, китонский маг и шаман. Бесстрастное кукольное лицо, темный роговой венчик с волнистыми желтоватыми бороздками, масса рыжевато-каштановых косичек с вплетенными узкими ленточками, испещренными бисерными иероглифами. На нем были многослойные одежды из переливчатого «амиталового» шелка лиловых, серых, изумрудных тонов, а на шее висело на тяжелой цепи массивное серебряное изделие величиной с блюдце, покрытое филигранными узорами и выгравированными символами. Хну’анга – «временный дом для заблудившихся духов», которых надлежало забрать из Мезры.

Эдмар оделся в китонские шелка всех оттенков янтаря, под цвет своих золотистых глаз, словно собирался на праздник. Темные волосы с несколькими высветленными прядями были распущены. На пальцах перстни из марнейского тайника, любой стоит целого состояния. Шею обвивало золотое ожерелье в виде двух пожирающих друг друга чешуйчатых рептилий.

В такой изысканной компании Орвехт в неброской форменной мантии мага Светлейшей Ложи чувствовал себя вороной, залетевшей в вольеру к павлинам.

– Смотрите, там что-то есть, – встрепенулся китони.

Его ларвезийский был намного лучше ломаного китонгару, на котором изъяснялся Суно.

Кроме кофейных зерен Эдмар прихватил из чужого мира несколько медальонов – по его словам, это были не амулеты, а невообразимо сложные говорящие механизмы, способные переводить сказанное с одного языка на другой – но в Сонхи эти удивительные вещицы разговаривать не стали.

– Чертова электроника приказала долго жить, – расстроенно заметил по этому поводу древний маг и тоже взялся за изучение китонгару.

Когда они с Орвехтом начинали практиковаться в устной речи, лицо Са’арби Хидэ оставалось бесстрастным – лицо фарфоровой статуэтки с камина, и все же Суно казалось, что в глубине его выпуклых чернильно-черных глаз мелькает порой страдальческое выражение. Хотя это не мешало ему, выполняя просьбу Эдмара, любезно поправлять людей, указывая на синтаксические ошибки. Но упражнялись они на досуге, а когда речь заходила о важных вещах, общались на ларвезийском.

Движение справа, посреди бывшего поля, поросшего чахлыми сорняками. Как будто на периферии мутного зеркала ползет муха. Даже не одна… В Мезре любое движение означает смертельную опасность, если только это не отряд магов-исследователей, подчиненных Ложе, но исследователи так глубоко не заходят, к тому же сейчас их всех отозвали. Да и двигаются далекие «мухи» слишком быстро.

Суно поднял висевший на груди бинокль. Картину затуманивала хмарь цвета ржавчины, похожая на застывшую в воздухе пылевую взвесь, которая никак не собирается рассеиваться, но все же он рассмотрел, что это группа коренастых носатых уродцев с почернелой ссохшейся кожей, местами рваной, словно кожа старых перчаток, и торчащей сосульками темной щетиной взамен волос.

Гнупи. Бывшие гнупи, ныне мезрийская нежить. Они целеустремленно трусили по мертвому полю гуськом, параллельно дороге, вминая в землю засохшие остистые колосья. Дерганые жесты марионеток. Живых гнупи не встретишь вдали от человеческого жилья, тем более средь бела дня, разве что случится какое-нибудь светопреставление – ночной волшебный народец из категории «соседей» издавна обитает бок о бок с людьми – но этим все нипочем. Так что удивляться зрелищу нечего, и все же что-то здесь казалось Орвехту странным.

– Не спешат нападать, – заметил китонский маг.

Вот оно. Почуяв живых, умертвия Мезры кидаются в атаку. Всегда. Или теперь уже не всегда?.. По крайней мере, так они вели себя до последнего времени, а теперь вдруг изменили прежним повадкам.

– Выучились на ошибках, – фыркнул Эдмар, но тут же опомнился: – Пардон, коллеги, нежить, способная к обучению – это абсурд, и условные рефлексы у нее выработаться не могут, так что мы наблюдаем нечто феноменальное.

Олосохарская нечисть быстро усвоила, что злить Эдмара выйдет себе дороже, но волшебный народец и нежить – это громадная разница. Умертвия ничему не учатся, соображения у них меньше, чем у насекомых, и будет ошибкой приписывать им логику, которая в их действиях по определению отсутствует.

– Или же они направляются туда, где находится что-то более интересное для них, нежели наша скромная компания, – добавил древний маг. – Я пока не буду их уничтожать. Посмотрим, что эти бегуны станут делать дальше.

Они уже подвергались нападениям, и каждый раз он испепелял неживых тварей, проделывая это с небрежной элегантностью – кроме того случая, когда подпустил прыгучих, как кузнечики, сойгрунов слишком близко, чтобы хорошенько рассмотреть их, и когда те обратились в едкий коричневый пепел, трое магов зашлись судорожным неэлегантным кашлем.

Гнупи двигались параллельным курсом, едва различимые без бинокля черные фигурки.

– Остановимся? – предложил Суно. – И посмотрим, что будет.

Костяной зверь из Хиалы, подчиняясь ментальному приказу Эдмара, перешел с рыси на шаг, потом замер как вкопанный. Гнупи тоже остановились. В бинокль можно было увидеть, что в состоянии покоя они абсолютно неподвижны, словно чучела или поставленные стоймя трупы. Когда коляска поехала, они заковыляли вперед и, стоило Вархуту набрать скорость, припустили бегом.

После нескольких экспериментов стало ясно, что на случайное совпадение это не спишешь. Нежить их сопровождает, благоразумно не сокращая дистанцию, чтобы не попасть под удар.

Впрочем, расстояние мертвых соглядатаев не спасло: Эдмар, которому надоела эта игра, выскочил из коляски, принял уже знакомый Орвехту демонический облик, мигом настиг гнупи и превратил в прах.