Уезжая из Испании, Муса оставил во главе ее своего сына Абд-эль-Азиса. Тот женился на вдове Родриго и даже имел от нее сына, но через некоторое время сам был убит по приказу нового халифа Сулеймана, явно испугавшегося сепаратистских стремлений Абд-эль-Азиса, доказательством чего он счел женитьбу на вдове вестготского короля. После этого арабские правители Испании менялись довольно быстро. Но все они продолжали завоевательные походы.

Многие магнаты поспешили признать новых правителей. Так, например, поступил Теудемир, недавно прославившийся своей победой над византийским флотом. В первое время его владения стали убежищем для многих беглецов, но вскоре Теудемир решил, что для сопротивления у него нет сил. Он заключил договоре Абд-эль-Азисом, сохранив в обмен на свое подчинение почти все свои владения. Он обязался платить халифу сравнительно небольшую дань и не принимать в свои владения никого из врагов новых владык; взамен арабский правитель обещал сохранить за ним остальные его владения, не убивать и не брать в плен никого из его подданных, гарантировать исповедание им и его подданными христианства и не уничтожать и не грабить церкви. В долине Ибера так же поступил другой магнат — Фортунат, который даже перешел в ислам.

Но еще далеко не вся страна была завоевана. Одна из более поздних хроник сообщает, что готы в течение семи лет вели войну с арабами и в конце концов заключили с ними договор, по которому избрали собственных графов, признавших, однако, нового государя. Эти графы должны были управлять жителями земли (habitantes terrae), и они противопоставляются городам, обитатели которых лишились всего своего имущества и сами были порабощены (Chron. Proph. 6). Хроника не указывает театр этой войны, но сравнение с другими известиями показывает, что она происходила в той части Испании, которая с первой трети VI в. была населена готами. Здесь, как говорилось в соответствующей главе, жили готские крестьяне, и можно говорить, что именно они и оказали столь упорное сопротивление арабам. В Тарраконской Испании и Септимании действовал король Ахила (или, может быть, Агила II). Был ли это сын Витицы или кто-либо другой, сказать трудно. Если это действительно был старший сын Витицы, то арабы больше в нем не нуждались и выступили против него. Но вероятнее все-таки, что речь идет о каком-то другом вестготском аристократе; ведь с сыновьями Витицы мусульмане заключили договор, предоставив им, как уже говорилось, 3 тысячи имений взамен отказа от трона. Более того, сын Витицы Арбогаст позже даже играл значительную роль при мусульманском дворе, а тот же Оппа, бывший чуть ли не самым главным виновником поражения на реке Барбате, затем примет активное участие в войне с выступившим против арабов первым астурийским королем Пелайо. Но, вероятнее всего, новый король являлся сторонником сыновей Витицы. По-видимому, часть противников Родриго разочаровалась в приглашенных ими же мусульманских завоевателях, и Ахилла (Агила) мог попытаться претворить в жизнь прежний план: после гибели Родриго стать самому королем, как это сделал полутора веками ранее Атанагильд, и остановить вражеское продвижение. Как бы то ни было, надолго удержаться Ахила, или Агила, не смог и был разгромлен. Его правление продолжалось приблизительно три года. Его сменил некий Ардон, действовавший в Септимании, который, кажется, сумел продержаться дольше, но в конце концов тоже был разгромлен. Арабы в это время перешли Пиренеи и подчинили Септиманию. В 719 г. они захватили Нарбонн, а в 725 — Ним и Каркассон. Одновременно они неоднократно пытались распространить свои владения и на Франкское королевство. На Пиренейском полуострове еще существовали некоторые отдельные очаги сопротивления, но никакой централизованной власти, которая могла бы противостоять мусульманам, уже не существовало.

Державшийся в Астурии Пелайо, в свое время изгнанный Витицей, попытался было как-то договориться с арабами, но те отказались пойти на какой-либо компромисс. И тогда Пелайо выступил против них и в 718 г. в долине Ковадонги разбил арабский отряд. С этого вообще-то довольно незначительного события началась новая глава истории Испании. Возникшее на севере Астурийское королевство первое время стремилось представить себя прямым продолжением Толедского, но это была только иллюзия. Там, а по мере расширения отвоеванных территорий и на все большей части Испании, возникали совершенно новые отношения, новые противоречия, новые принципы организации общества и государства. О Вестготском королевстве в Испании говорить уже нельзя.

Всем варварским королевствам, образовавшимся на территории Западной Римской империи, и Вестготское не было исключением, был свойствен коренной порок — двойственность их этнического состава, причем господствующий этнос представлял собой ничтожное меньшинство населения. Римляне, завоевав Испанию, принесли с собой и передали ее народам новые социальные порядки, новую экономику, введя их в экономическую ткань всего Средиземноморья, новое политико-административное устройство, новую культуру во всех ее компонентах. В ходе романизации различные народы (за исключением некоторых горных племен, живших в периферийных зонах Пиренейского полуострова) смешались и переплавились в нечто единое, которое, что очень важно, ощущало себя частью римского народа и считало себя уже не иберами, или кельтами, или кельтиберами, или кем-либо еще, а римлянами, Ro-mani, говоря на латинском языке. Этот язык к тому времени достаточно изменился, вульгаризировался, в разных местах уже весьма значительно отходил от литературной нормы, но его носители искренне полагали, что это и есть язык великого Рима. Сопричастность Риму и его цивилизации еще укрепилась сознанием принадлежности к единой христианской церкви во главе с римским папой, даже если это подчинение было в Испании довольно относительным. Германцы, подчинив себе эту страну, сами поддались уже существующей там романской цивилизации, они переняли местный язык, местную религию, местную культуру, насколько были способны ее перенять. Характерно, что Испания сохранила свое римское название. Ни о какой германизации говорить не приходится. Наоборот, можно и нужно говорить о романизации сначала свевов, а затем вестготов. Но это не привело к их растворению в романской среде. Обе группы населения постепенно стали обладать одним языком, одной религией, одним правом. И будучи в этом отношении равноправными, они все же знали, что существуют римляне и существуют готы, и первые занимают приниженное положение по отношению ко вторым.

Одной из самых ярких привилегий германцев было право обладать королевским достоинством и королевской властью. Королем мог быть только гот. И если в королевском окружении могли появиться представители романской знати, то все же это было исключением, и в любом случае их было неизмеримо меньше, чем вестготов. Даже в высших слоях церковной иерархии доля германских епископов и митрополитов была гораздо больше, чем их доля в общей массе верующих. Реальными управляющими провинций были герцоги и графы, происходящие из варварской аристократии, а ректоры провинций, многие из которых являлись римлянами, фактически были поставлены под их контроль. Города, в которых германцы почти не жили и население которых было почти исключительно романским (не считая евреев и купцов из восточных стран), в конце концов практически лишились самоуправления и тоже были поставлены под жесткий контроль готских герцогов и графов. В результате романское население чувствовало себя ущемленным, а это вело к отсутствию или во всяком случае незначительности чувства сопричастия к существующему государству, как бы некоторые теоретики, как Исидор Севильский, ни пытались утверждать обратное.