Поместье Отто Кана в Морристауне примыкало к территории Морристаунского клуба высшего класса (и нееврейского), в который Кан не был приглашен. В какой-то момент клуб пожелал расширить свое поле для гольфа и спросил у Кана, не согласится ли он продать несколько сотен акров земли. Кан, обладая прекрасным чувством связи с общественностью и любовью к грандиозным жестам, заявил, что с радостью отдаст клубу любую землю, которая ему понадобится. Ошеломленный, клуб согласился, а затем с чувством вины решил, что лучше попросить г-на Кана вступить в клуб. Так и произошло, и Отто Кан с радостью согласился, хотя один из членов клуба позже заметил: «Он был джентльменом. Он так и не пришел».

Примерно в это же время дочь Адольфа Левисона Адель, вышедшая замуж за сына Майера Лемана Артура, внесла свое имя в нью-йоркский социальный реестр.

Стало казаться, что набожное и благочестивое еврейство Якоба Шиффа имело под собой основания. Что бы он сам подумал об этих увлечениях? Со своей философией Pflicht und Arbeit — долг и работа — он был совестью немецкой еврейской толпы. Но его больше нет.

ЧАСТЬ V. НЬЮ-ЙОРК 21, Н.Ю.

44. КОНЕЦ СТРОКИ

J. & W. Seligman & Company, несмотря на то, что ее затмили сначала Kuhn, Loeb, а затем Lehmans, которым Селигманы продали свое здание, все еще продолжала вызывать моменты финансового ажиотажа. В 1910 г. давний соперник Джозефа Селигмана, Дж. П. Морган, был уже пожилым человеком, который все чаще позволял другим принимать решения и вести свои дела, и одним из них был Джордж В. Перкинс, который громко рассмеялся, когда «прозорливый олух» по имени Уилл Дюрант сказал ему, что однажды на дорогах Америки будет уже пятьдесят тысяч автомобилей. С криком «Невозможно!» Перкинс выгнал Дюранта из офиса. Это было очень плохо для Моргана, потому что Дюрант еще больше снизил свои амбиции и приблизился к селигманам.

Созданная Дюрантом корпорация General Motors уже поглотила несколько отдельных компаний — Buick, Oldsmobile, Cadillac и еще около двадцати. Но даже «селигманы», возможно, потому, что знали о неприятии Моргана, поначалу отнеслись к этому настороженно. Они согласились взять на себя Дюранта, но на невероятно жестких условиях. В обмен на андеррайтинг облигаций GM Дюранта на сумму 15 млн. долл.[61] банкиры потребовали, чтобы Дюрант предоставил в качестве залога все активы своей компании, а также передал контроль над советом директоров группе Селигмана. Дюрант также хотел получить 2,5 млн. долл. наличными, и для этого селигмановцы заставили его предоставить в качестве залога акции на сумму 4 млн. долл. и начислили 6% годовых на пять лет. О том, насколько шатким считалось предприятие Дюранта, свидетельствует тот факт, что юристы, готовившие документы по сделке, снизили свой обычный гонорар менее чем наполовину, чтобы получить в качестве вознаграждения не акции, а деньги.

Это было в 1910 г. Три года спустя Альберту Штраусу, который вместе со своим братом Фредериком[62] был одним из первых несемейных партнеров Селигманов и вошел в совет директоров General Motors, предложили 30 долл. за акцию за его обыкновенные акции General Motors. Штраус отказался от продажи, а Селигманы остались при своих. К концу войны, в 1919 г., первоначальные обыкновенные акции GM продавались по цене 850 долл. за штуку.

Не слишком прозорливая оценка автомобильной промышленности, данная Домом Моргана, часто называется причиной того, что Ford Motor Company в течение многих лет отказывалась выходить на биржу. Акции автомобильных компаний того времени считались настолько спекулятивными, что «только еврейские банки могут ими заниматься», а это не устраивало Генри Форда-старшего, ярого антисемита. Тем не менее ведущий банкир-язычник Морган не стал встречаться с Фордом. Именно в газете Dearborn, Michigan, Independent, которую контролировал Форд, он впервые в Америке опубликовал «Протоколы сионских старейшин» — подложный документ, якобы подготовленный на международной конференции евреев и масонов и излагающий их планы по захвату мира. (Это была доказанная фальшивка, которую удалось обнаружить у русского писателя-антисемита, жившего в Кишиневе во время погромов). В результате этого большинство евреев еще много лет не покупали автомобили Ford.

И все же после смерти Генри Форда именно еврейский банк Goldman, Sachs & Company первым выпустил акции Ford и под руководством Сиднея Вайнберга разработал сложную конструкцию Фонда Форда. Сегодня Вайнберг является главным финансовым советником Генри Форда II и входит в совет директоров Ford Motor Company. Ирония судьбы высоких финансов не прекращается. Там, где можно сделать большие деньги, многое можно простить.

Между тем отдельные члены семьи Селигман, которые всегда называли миссис Астор и ее окружение «бабочками», сами начинали проявлять некоторые странные черты, напоминающие бабочек. Мужчины семьи, похоже, предпочитали быть джентльменами на отдыхе, а не работать, а некоторые дамы посвящали себя хозяйству с той же усердностью, что и миссис Астор. Например, миссис Генри Селигман, жена сына Джесси. Бывшая Адди Уолтер, она была двойной Селигман: сначала она вышла замуж за сына Джозефа Дэвида, а после его смерти — за его двоюродного брата. Все двадцатые годы в ее домах в Элбероне, Палм-Бич и на Восточной Пятьдесят шестой улице проходили торжественные вечеринки. У нее был дворецкий Де Витт (не путать с Де Виттом Селигманом, другим двоюродным братом ее мужа), который, как она любила говорить, «установил стандарт для целого поколения» немецких еврейских семей. Он стоял у подножия лестницы, и прибывающие гости научились бояться его ледяного неодобрительного взгляда. Когда Адди Селигман умерла — в самый разгар депрессии в 1934 г. и на пике своей развлекательной карьеры, — только ее обеденные тарелки, не считая чашек, блюдец и суповых мисок, принесли на аукционе 2 660,92 долл. Де Витт, ставший миллионером благодаря чаевым, которые он получал от гостей, ушел на пенсию.

Но, несмотря на все эти приятные моменты, некоторые члены семьи заметили тревожные симптомы Селигмана. Внук Джозефа, Джордж Хеллман, был встревожен тем, что происходит с рождаемостью в Селигмане. По расчетам г-на Хеллмана, при том уровне рождаемости, который был у Дэвида и Фанни Селигман — восемь сыновей и три дочери — в Нью-Йорке должно было родиться 1536 мальчиков Селигман в его собственном поколении. Однако все произошло с точностью до наоборот. У первых Селигманов рождались в основном мальчики, у последующих поколений — женщины или вообще никто. Фамилия Селигман за три поколения стала вымирать.

Это был генетический факт, с которым приходилось сталкиваться и другим семьям из толпы.