Полосухин позеленел.

Негритянка меж тем распахнула перед туристами дверцу джипа.

Сидение рядом с водителем предназначалось для сопровождающего. Пассажирам были отведены два ряда — каждый из трех посадочных мест. При этом проникнуть на заднее сиденье можно было, лишь откинув крайнее кресло впереди.

Когда Анна Игоревна подошла к джипу, на переднем из двух рядов стояла женская джинсовая сумка. Девчушка, ее обладательница, отошла в сторону, давая возможность попутчикам пролезть назад.

Анна Игоревна рассудила иначе. Ничтоже сумняшеся перекинула чужую сумку на последний ряд и уселась на освободившееся место.

— Толя! — обратилась она к мужу, — пропусти сначала ребят. Потом устраивайся рядом со мной.

Даже привыкший к жениной безапелляционности Анатолий Павлович смешался, обернулся к застывшей девчушке.

— Ничего, ничего! Я как раз люблю сзади, — растерянно пролепетала та.

— А с какого, собственно, перепуга мы должны пересаживаться? — к джипу подошел ее спутник. Не остывший еще от горячей телефонной конференции. — Мы как будто раньше вас заняли места.

— Потому что вас к нам подсадили, — снизошла до объяснения Анна Игоревна. — И потом, надеюсь, вы не намерены воевать из-за места с женщиной.

— А я здесь с кем?! — парень начал пунцоветь. — И кого, интересно, к кому подсадили?

Девушка поспешно огладила его плечо:

— Лешенька, пожалуйста. Мне взаправду, — сзади даже удобней.

Гнев Лешеньки перекинулся на спутницу.

— Да тебя хоть в багажник запихни. Тихой сапой, чтоб ни с кем ни гугу! Одно слово — Юлька-дулька! Только я-то не привык, чтоб меня за багаж держали.

Анатолий Павлович заметил, что белесые Юлины реснички обиженно задрожали.

— Из-за чего конфликт? — вмешался он. — Мы с Алексеем уступим передние места женщинам, а сами заберемся назад. Думаю, это будет справедливое решение.

Задиристый Лешенька негодующе зыркнул на попутчика, но — что-то заставило опамятовать.

— Чего уж? Сидайте, плиз. Как там в песне? Старикам везде у нас почет, — вслед за подругой он втиснулся назад. — Но имейте в виду, — завтра махнемся.

Анна Игоревна, знавшая, что назавтра их разведут по разным машинам, благоразумно смолчала.

Из будки с карабином в руке вышел рейнджер. В коричневой рубахе и мягких сапогах, фетровой, с загнутыми полями шляпе, с морщинистым, сожженным на солнце лицом. Концы пшеничных усов обвисали, скобкой закрывая узкую полоску рта. Казалось, время отступило на столетие, и перед ними предстал бур, вышедший поквитаться с англичанами за сожженную ферму. От него веяло привычкой к опасности.

Рейнджер уселся рядом с водителем, приставил карабин к сапогу, приподнял шляпу. Взгляд его с удовольствием задержался на русых Юлиных волосах, на личике, бледном и обгорелом, будто луковичная кожурка.

— Хэлло. Надеюсь, господа, наша прогулка окажется приятной, — шутливо обратился он на английском языке, одновременно убеждаясь, что его понимают.

Юля зашептала на ухо спутнику.

— Оружие вам раздадут завтра утром, перед охотой, — сообщил рейнджер. — До ранчо мы едем по территории, где хищников не будет.

— А если нарвемся на какого-нибудь заблудшего? — пошутил Леша и, единственный, загоготал. Юля неохотно перевела.

— Пока я рядом, бояться нечего! — рейнджер демонстративно передернул затвор карабина, заставив пассажиров уважительно поежиться.

Хотел продолжить в том же, шутливом духе, но один из двух Лешиных телефонов затрезвонил. Леша схватил его и тут же, перебив звонившего, заливисто закричал:

— А мне плевать, твою мать! Вывернись, но сделай! Нам без этого кредита полный облом. Если надо, раком по ихнему банку ползи, голову под залог клади!.. Хотя кому твоя башка нужна?..

Юля заметила, что попутчики брезгливо переглянулись.

— Леша! — она настойчиво тряхнула его за локоть.

— Короче, чтоб без базара! Добейся и перезвони! — Леша отсоединился, надсадно задышал.

Анна Игоревна демонстративно прочистила уши.

— Повезло нам с компанией. Это вы всю дорогу так собираетесь? — она показала на мобильники.

— За компанию извиняйте. Я не набивался, — огрызнулся Леша. Замолчал. Но изнутри распирало, — не привык, когда последнее слово остается за другим.

— Придется потерпеть. Я, видите ли, бизнесмен, — объявил он, обращаясь отчего-то к Дубицкому. Оборотился к Анне Игоревне. — Может, слышали, мадам? Есть такая профессия — бизнесом заниматься. Скоро ее совсем на нет изведут. Но пока еще есть кое-где кое-что! И это не от девяти до шести по трудовому кодексу, а круглосуточно. Потому что, если хоть на час отключусь, то пролечу, как фанера над Парижем.

— О профессии слышала, — не задержалась с ехидным ответом Анна Игоревна. — Только, если ничто, кроме денег, не интересно, зачем ехать на край света, чтобы отравлять жизнь другим?

Не дав попутчику ответить, высунулась в окно:

— Мы поедем наконец? — попеняла она отправляющей.

Негритянка подняла шлагбаум и энергично замахала, будто кондуктор на Диком Западе, отправляющий в опасное путешествие почтовый дилижанс.

Джип неспешно кандыбал по пыльной, ухабистой дороге. Похоже, савана давненько не ведала дождей. Сколько мог выхватить глаз, кругом желтела пожухлая трава с кустарником в низинах и чахлыми, оплетенными лианами деревцами.

Возле дороги бродили, поклевывая, длинноногие птицы.

— Какие маленькие цапельки! — умилилась Юля.

— Да будет вам, милочка. Обычные ибисы, — снисходительно подправила ее Анна Игоревна. — В Сиднее мы на них нагляделись. Помнишь, Толя? Мы в тот раз в Австралию через Японию летели. Так вот их там помоечниками зовут. Вроде наших ворон.

— Но ведь не наши, — мягко подправил жену Анатолий Павлович.

Анна Игоревна хотела огрызнуться, но глазенки Юли вновь округлились.

— Глядите, матрасики! — по-девчоночьи вскрикнула она. У дороги прогуливалось семейство зебр.

— О! Где вы, мои буйство глаз и половодье чувств? — иронически продекламировала Анна Игоревна. Но, поскольку все отвлеклись на зебр, она и сама принялась их разглядывать.

Одно впечатление сменяло другое. Туристы жадно крутили головами. То справа, то слева доносились восклицания, и остальные бросались на звук от окна к окну.

Восторг охватил всех. Даже неуемный бизнесмен Леша на время поставил телефоны на вибрацию и обменивался впечатлениями с Анатолием Павловичем. Со всем непонятным обращались к рейнджеру, и тот, захваченный общим воодушевлением, охотно разъяснял.

Разительная перемена произошла с Анной Игоревной. Перестав думать, как выглядит со стороны, она прижала кулачки к груди. Рот в изумлении приоткрылся. Из-под облика манерной, язвительной дамы проступила восторженная девчонка, какой она была до того, как муж стал первым вице-президентом крупнейшего банка. Губы Дубицкого тронула нежная улыбка, — такой он ее по-прежнему любил.