class="p1">Кроме этого, ничего особенного не произошло. Другими словами, следствие не стронулось с места.

Раненый, находящийся в Каролинской больнице, был все в таком же тяжелом состоянии.

После полудня заявили о себе двадцать свидетелей. Как выяснилось, девятнадцать из них ехали другими автобусами. Остался единственный свидетель, восемнадцатилетняя девушка, которая села на Нюбруплан и проехала две остановки, а там пересела в метро. Она сказала, что с нею вышли из автобуса еще несколько пассажиров, что было вполне вероятно. Еще она узнала водителя. И это было все.

Колльберг нервно ходил взад и вперед, все время поглядывая на дверь, словно надеялся, что вот сейчас она дернется и кто-то ворвется в комнату.

Мартин Бек стоял перед схемой на стене. Он заложил руки за спину и покачивался с носков на пятки — эту неприятную привычку он приобрел давно, еще когда был патрульным полицейским, и никак не мог от нее избавиться.

В этот миг в комнату вошел Хаммар. — Завтра получите пополнение. Новые силы. Из провинции. — Хаммар сделал короткую паузу. Затем многозначительно добавил: — Это считается необходимым.

— Кого? — спросил Колльберг. — Или, лучше сказать, сколько?

— Завтра прибудет какой-то Монссон. Из Мальме. Вы его знаете?

— Я встречал его, — сказал Мартин Бек, не обнаруживая никакого энтузиазма.

— Я тоже, — сказал Колльберг.

— А еще они хотят отправить к нам Гуннара Альберга из Муталы. О других я не знаю, — сказал Хаммар. — Кто-то, кажется, приедет из Сундсвала.

— Ладно, — сказал Мартин Бек.

— Если, конечно, вы сами не разгрызете этого орешка раньше, — угрюмо сказал Хаммар.

— Конечно, — сказал Колльберг. — Факты свидетельствуют о том, что вчера вечером кто-то застрелил в автобусе девять человек. И что преступник, следуя известному международному примеру сенсационных массовых убийств, не оставил никаких следов, поэтому его не поймали. Он, конечно, мог наложить на себя руки, но мы об этом не знаем. У нас две существенные путеводные нити: пули и гильзы могут привести нас к оружию, которым пользовался убийца, а раненый может прийти в сознание и сказать, кто стрелял. Поскольку он сидел в самом конце автобуса, то мог видеть убийцу.

— Так, — сказал Хаммар.

— Это немного, — молвил Колльберг. — А если Шверин умрет или утратит память… Мы не знаем причины преступления. У нас нет ни одного порядочного свидетеля.

— Свидетель еще может найтись, — сказал Хаммар. — А причину убийства не трудись найти. Массовые убийства совершают психопаты, а основанием для этого часто служат их болезненные представления.

— Вот как? — сказал Колльберг. — Меландер знакомится с научной стороной дела. Наверное, скоро у него будут выводы.

— Наш лучший шанс… — сказал Хаммар и посмотрел на часы.

— Это внутренний розыск, — докончил за него Колльберг.

— Именно так. Из десяти случаев девять кончаются изобличением преступника. Не засиживайтесь долго. Это ничего не даст. Лучше, чтобы вы завтра были хорошо выспавшимися. Спокойной ночи.

Хаммар ушел, и в комнате наступила тишина. Через несколько секунд Колльберг, вздохнув, сказал!

— Что, собственно, с тобой творится? Мартин Бек не ответил.

— Стенстрём? — Колльберг сам себе кивнул головой и сказал философски: — Подумать только, сколько я этого парня ругал за все годы. А теперь он убит.

— Этот Монссон, — сказал Мартин Бек, — ты его помнишь?

Колльберг кивнул.

— Человек с зубочисткой, — сказал он. — Вообще-то я не верю в целесообразность массового мероприятия. Было бы лучше, если бы мы одни занимались расследованием. Ты да я, и еще Меландер.

— Ну, Альберг, во всяком случае, не плох.

— Без сомнения, — сказал Колльберг. — Но сколько же расследований убийств могло у него быть в Мутале за последние десять лет?

— Одно.

— Вот именно.

Вновь наступила тишина. Потом Мартин Бек посмотрел на Колльберга и спросил:

— Что делал Стенстрём в том автобусе?

— Вот именно, — сказал Колльберг. — Какого черта он там искал? Может, девушку? Ту медсестру?

— И шел бы вооруженный на свидание?

— Возможно. Чтобы придать себе солидности.

— Он был не из таких, — сказал Мартин Бек.

— Однако он часто таскал с собой пистолет. Чаще, чем ты, уже не говоря обо мне.

— Да. Когда был на службе.

— Я видел его только на службе, — сказал Колльберг сухо.

— Я тоже. Но нет сомнения в том, что он погиб первым в том проклятом автобусе. Но все же успел расстегнуть две пуговицы плаща и вытянуть пистолет.

— А это свидетельствует о том, что ой их расстегнул раньше, — задумчиво сказал Колльберг. — Необходимо учесть.

— Да.

— Хаммар что-то такое говорил на сегодняшнем воспроизведении ситуации.

— Да, — сказал Мартин Бек. — Он говорил, что в нашей версии что-то не вяжется: сумасшедший не действует с таким подробно разработанным планом.

— И какие отсюда выводы?

— Что тот, кто стрелял, не сумасшедший или, скорее, что это убийство не ставило себе целью вызов сенсации.

— Чушь! — Колльберг сердито передернул плечами. — Стрелял, конечно, какой-то сумасшедший. Из всего, что мы знаем, можно сделать один вывод» он теперь сидит перед телевизором и наслаждается эффектом. С таким же успехом он мог бы и покончить с собой. То, что Стенстрём был вооружен, ничего не доказывает, поскольку мы не знаем его привычек. Возможно, он был в обществе той медсестры или ехал в какой-то ресторанчик или к приятелю. Может, он поссорился со своей невестой или поругался с матерью и, оскорбленный, ездил автобусом, так как идти в кино было уже поздно и ему некуда было деваться.

— По крайней мере, все это можно проверить, — сказал Мартин Бек.

— Да. Завтра. Но есть одна вещь, которую надо сделать немедленно. Прежде чем ее сделает кто-то другой.

— Осмотреть его письменный стол в Вестберге, — сказал Мартин Бек.

— Просто поразительно, как ты умеешь делать выводы, — сказал Колльберг.

Дождя не было, но стоял туман, и ночной иней припорошил деревья, улицы и крыши домов Видимость была плохая, и Колльберг тихонько ругался, когда машину заносило на поворотах. За всю дорогу до полицейского участка в южном районе они перебросились только двумя фразами. Колльберг спросил:

— Неужели люди, которые совершают массовые убийства, уже были преступниками и раньше?

А Мартин Бек ответил:

— Сплошь да рядом. Но далеко не всегда.

В участке на Вестберге было тихо и безлюдно. Они молча перешли вестибюль, поднялись по лестнице, на втором этаже нажали на соответствующие кнопки на круглом диске цифрового замка и зашли в кабинет Стенстрёма.

Колльберг на мгновение заколебался, затем сел и потянул за ящики. Они были не заперты.

Комната лишена была каких-либо особых примет. Только на подставке для ручек лежали две фотографии Стенстрёма. Мартин Бек знал почему. Стенстрём впервые за много лет должен был получить свободные дни на рождество и Новый год. Он намеревался поехать на Канарские острова,