Да, и в самом деле прехорошенький – хотя ног у него оказалось восемь вместо обычных четырех. Он повсюду следовал за Локи, тыкался носом, ласкался и вообще вел себя так, будто Локи – его родная мама. Не в этом ли и было дело?

Со временем он вырос в громадного серого жеребца по имени Слейпнир – быстрейшего и сильнейшего из всех, что видывал свет, ибо конь этот мог обогнать даже ветер.

Локи преподнес Слейпнира – лучшего скакуна из всех, что живут средь богов и людей, – в дар Одину.

Многие восхищались конем Одина, но лишь отчаянно храбрый отважился бы обсуждать его родословную в присутствии Локи, и уж совсем никто не решился бы упомянуть о том дважды. Поверьте, Локи наизнанку вывернется, чтобы испортить вам жизнь, если только услышит, что вы болтаете о том, как он сманил Свадильфари прочь от хозяина и спас богов от последствий своего же собственного дурного совета. О, Локи долго помнит обиды.

Вот так боги получили свою стену.

Локи был хорош собой и прекрасно это знал. Люди хотели любить его, верить ему, но он был ненадежен и эгоистичен – и это еще в лучшем случае. В худшем он был попросту вредный или даже злой. Он женился на женщине по имени Сигюн – она была весела и прекрасна, когда он еще только ухаживал за ней и недолго после свадьбы, но сейчас выглядела так, будто все время ждет худых новостей. Она родила Локи сына Нарви, а вслед за ним еще одного, Вали.

Бывало, что Локи пропадал надолго и не возвращался, и тогда Сигюн выглядела так, словно ждет уже не просто дурных, а самых скверных новостей на свете… но рано или поздно Локи все равно приходил и вид при этом имел продувной и виноватый – а еще донельзя гордый собой.

Трижды он пропадал и трижды, в конце концов, возвращался. Когда Локи в третий раз заявился в Асгард, Один призвал его к себе.

– Мне тут сон приснился, – сообщил ему старый, мудрый одноглазый бог. – Что у тебя дети есть.

– У меня есть сын Нарви. Хороший мальчик, но, должен признать, не всегда слушается папу… и еще один, Вали, – этот послушный и сдержанный.

– Нет, не эти. У тебя имеется и трое других, Локи. Ты убегаешь из Асгарда и проводишь дни и ночи в земле инеистых великанов, с одной из их племени, Ангрбодой. Она родила тебе троих детей. Я видел их оком разума, пока спал, и видения сказали мне, что дети эти станут величайшими врагами богов в те времена, что еще только грядут.

Локи на это ничего не сказал. Он попытался состроить пристыженную физиономию, но преуспел только в состраивании страшно довольной.

Один призвал к себе всех богов во главе с Тюром и Тором и сообщил, что им предстоит далекое путешествие в Йотунхейм, страну великанов, с целью доставить детей Локи в Асгард.

Боги и вправду отправились в страну великанов и после многих опасностей достигли, наконец, жилища Ангрбоды. Она их не ждала и оставила детей играть одних в большом зале. Богов совершенно потряс облик потомства Локи и Ангрбоды – потряс, но не остановил. Они захватили детей и связали. Старшего они понесли промеж собой, привязав к ободранному сосновому стволу, а второму надели намордник из ивовой лозы и веревку на шею вместо поводка. Третье дитя шло рядом само, мрачное и пугающее.

Те, что были справа от него, видели прекрасную юную деву, а те, что слева, вовсе старались в ту сторону не смотреть, ибо видели деву, что давно умерла, и кожа ее с плотью почернели от гнили. Такой она шла промеж них.

– Ты ничего не заметил? – спросил Тор у Тюра на третий день пути домой через земли инеистых великанов.

Они как раз встали на ночь лагерем на небольшой полянке, и Тюр рассеянно скреб второму дитяти Локи мохнатую шею своей огромной правой рукой.

– А что?

– Великаны. Они следуют за нами. И это не мать кинулась в погоню – они все как будто сами хотят, чтобы мы увели отпрысков Локи подальше от Йотунхейма.

– Глупости, – отрезал Тюр, но невольно поежился, хотя костер горел жарко.

А еще через два дня нелегкого пути они уже входили в пиршественный чертог Одина.

– Вот дети Локи, – коротко представил их Тюр.

Первый из детей Локи был привязан к сосне – и был длиннее сосны, к которой его привязали. Звали его Йормунганд, и был он змеем.

– Пока мы несли его в Асгард, он успел вырасти на много футов, – пояснил Тюр.

А Тор добавил:

– Осторожнее. Он плюется жгучим черным ядом. В меня тоже плюнул, но не попал. Вот поэтому мы и привязали его голову к сосне. Вот к этой.

– Это просто ребенок, – сказал Один. – Он растет. Мы пошлем его туда, где он никому не причинит вреда.

Он отнес змея на морской берег – к тем морям, что лежат за пределами суши и опоясывают Мидгард, – и там отпустил Йормунганда, а потом стоял и смотрел, как тот уползает прочь, и ныряет в волны, и, завиваясь в кольца и петли, устремляется вдаль.

Единственным глазом своим смотрел вслед ему Один, пока змей не скрылся за горизонтом, и гадал, правильно ли он поступил. Он не знал. Он сделал так, как подсказали ему сны, но сны знают куда больше, чем открывают – даже самому мудрому из богов.

Змею этому суждено расти под серыми волнами океана – расти, пока он не опояшет собою весь мир. Люди станут звать Йормунганда Змеем Мидгарда.

После этого Один вернулся в чертог и велел дочери Локи выйти вперед.

Он внимательно поглядел на девочку: с правой стороны щека ее была белой и розовой, а глаз – зеленым, как у отца, губы же – полными и цвета кармина. С левой стороны кожа вся шла пятнами и бороздами – распухшая, мятая маска смерти; незрячий глаз был белес и гнил, а безгубый рот высох, обнажая коричневые зубы.

– Как тебя зовут, девочка? – спросил Всеотец.

– Меня зовут Хель, с твоего позволения, о Всеотец, – отвечала она.

– Ты вежливый ребенок, – заметил Один. – Этого у тебя не отнять.

Ничего не ответила Хель и только посмотрела на него своим изумрудным глазом, острым, как осколок льда, и белым – тусклым, испорченным, мертвым. И не увидел Один страха ни в одном из них.

– Ты жива? – спросил он ее. – Или ты труп?

– Я – просто я, Хель, дочь Ангрбоды и Локи, – сказала она. – И мертвые мне любезней всего. Они такие простые и говорят со мной уважительно. Живые глядят на меня с отвращением.

Один долго смотрел на нее и вспоминал свои сны. Затем он сказал:

– Это дитя будет правительницей темнейшего и глубочайшего из мест. Мертвые всех девяти миров соберутся под руку ее. Она станет владычицей тех несчастных душ, что умерли недостойно – от болезни и старости, в родах или от недоброго случая. Воины, павшие в битве придут к нам сюда, в Вальгаллу. Но умершие иным способом станут ее народом и будут служить ей во тьме.

И впервые с тех пор, как ее забрали у матери, Хель улыбнулась – половиною рта.