Рафик улыбнулся сам себе. Конечно, глупо питать слишком большие надежды, и он, естественно, будет по-прежнему соблюдать осторожность. Но надежда есть. Она явилась в лице этой милой и на редкость притягательной Стефани Дэрвилл. Он понимал, что прошло еще слишком мало времени, чтобы она могла добиться какого-то существенного прогресса, но ему хотелось услышать ее мнение и – что греха таить – получить удовольствие от ее общества. В последние месяцы он почти не выходил из своих покоев, появляясь на людях только по необходимости. Ему нужен был свежий взгляд на ситуацию и возможность хоть ненадолго отвлечься.

Остановившись, чтобы дать слуге кое-какие распоряжения, он направился в конюшни. Стефани сидела на скамье во внутреннем дворе в тени, отбрасываемой балконом верхнего этажа, и наблюдала за лошадьми, которых в этот относительно прохладный предвечерний час нескончаемой чередой выводили для занятий, а потом уводили обратно. За день ее прическа, видимо, растрепалась, и теперь она просто завязала волосы сзади, хотя непослушный локон все так же падал ей на бровь. Он был на тон светлее других волос, почти золотой. На ярком солнце ее кожа казалась еще более оливковой, хотя щеки раскраснелись. На ней была все та же юбка, возможно, практичная, но слишком тяжелая для такой погоды, как и белая блузка, хотя и хлопковая, но закрытая и застегнутая сверху донизу. Неудивительно, что она выглядела как привядший цветок, которому остро не хватает воды.

– Ваше величество. – Увидев его, она вскочила на ноги и присела в реверансе.

– Прошу вас, конюшня не место для подобных формальностей, – сказал Рафик. – Скажите, каково ваше первое впечатление о моих лошадях?

– Я никогда не видела таких великолепных экземпляров. Я осмотрела Шерифу, Касиду, Тамариск, Месауду, Азрека, Нуру, Рийалу и Шейху. Боюсь, я не смогла запомнить всех по именам. – Стефани просияла.

Ее рвение восхищало, улыбка очаровывала, привлекая внимание к идеальной белизне зубов и вееру тоненьких морщинок, появлявшихся в уголках глаз, когда она улыбалась. Слегка хриплый голос каким-то невообразимым образом заставлял Рафика воображать ее без одежды.

– В книге конезавода Бхарима имеются записи о каждой лошади, о каждой племенной линии, начиная с мифов и легенд, – сказал он, пытаясь выбросить из головы навязчивое видение.

– Легенд?

– По легенде, арабские лошади возникли из южного ветра. Поэтому бедуины называют их «пьющими ветер». Рассказывают, что табун этих диких созданий удалось приручить, для проверки послушания их лишили воды, а потом отправили скакать в оазис. Когда их позвали назад, только пять кобыл вернулись сразу. Эти кобылы стали родоначальницами пяти разновидностей арабской породы: Кохейлан, Сиглави, Обейян, Хамдани и Хабдан. Я могу проследить родословную каждой из своих лошадей до одной из этих первых кобыл.

– Занятная сказка, – сказала Стефани, глядя на него скорее с сомнением, чем с восхищением. – Но признаюсь, меня больше интересует история скачек, которые вы называете Сабр. Люди в конюшнях только о них и говорят.

Рафик улыбнулся.

– Это навязчивая идея моего народа. Я подумал, вам может понравиться конная прогулка до оазиса, где мы держим жеребцов. Там прохладней, чем здесь, и вы смогли бы немного посмотреть пустыню. Но вы слишком утомлены…

– Нет, я с радостью поеду.

– Хорошо. Я распоряжусь, чтобы подготовили лошадей.

Стефани смотрела вслед красивой фигуре Рафика в высоких сапогах и бриджах для верховой езды. Когда он вернулся, за ним вели трех лошадей. Он надел белую шелковую куфию, которую придерживал простой черный шарф. Обрамляя его лицо, она привлекала внимание к совершенным чертам лица. У нее перехватило дыхание.

– Я велел приготовить для вас английское седло.

– К счастью, я научилась ездить верхом еще в детстве. – Стефани взяла шляпу, лежавшую рядом с ней на скамье. – В то время я была сорванцом.

– Мне несложно в это поверить, поскольку вы и сейчас ходячий парадокс. – Рафик достал еще один кусок белого шелка и сложил его в форме головного убора. – Наденьте это, она гораздо лучше защитит вас от солнца и песка, чем ваша шляпа, – сказал он, надевая куфию на голову Стефани.

Закрепив куфию ярко-красным шарфом, он убрал под ткань ее волосы. В его прикосновениях не было никакой чувственности, но Стефани ощущала их с особой остротой. Она стояла прямо перед ним, и ее лицо находилось на уровне его шеи, скрытой под высоким воротом белой рубашки, застегнутой на крохотные перламутровые пуговки. От него пахло оливковым мылом, напоминавшим то, которым она пользовалась сегодня утром.

– Вот так. – Рафик сделал шаг назад. – Концы можете подоткнуть сюда.

– Да. Спасибо. – Стефани вспыхнула и перевела взгляд на свою лошадь. – Касида, – сказала она, и ее глаза округлились. – Рафик, мне, конечно, случалось ездить на скаковых лошадях, когда я работала в Ньюмаркете, но Касида…

– Стефани, мне кажется, я уже достаточно хорошо вас узнал и понимаю, что, если бы вы не были уверены, что справитесь с Кае ид ой, вы бы об этом сказали. Я прав? – Он подождал, пока она улыбнулась и нехотя кивнула. – Тогда чего мы ждем?

Ее широкая тяжелая юбка не слишком хорошо подходила для такой жары, но по крайней мере не стесняла движений. Стефани, поставив ногу в стремя, села на лошадь даже не без некоторого изящества. Ее переполняло радостное предвкушение.

– Касида – одна из наших самых покладистых кобыл, – сказал Рафик, садясь на своего коня. – В отличие от моего Базилиска, который не любит, чтобы им командовали. Вы, должно быть, это заметили, когда осматривали его. Но он один из наших лучших жеребцов. Сейчас, когда он исполнил свои обязанности, я верну его в загон для жеребцов, а обратно поеду на кобыле, которую мы возьмем с собой.

Взяв в руку недоуздок запасной лошади, он поехал впереди Стефани к выходу. Как и все, кто работал в конюшнях, Рафик ездил по-бедуински, без стремян и уздечки, с одним недоуздком, что, по мнению Стефани, требовало от наездника невероятной ловкости. Вопреки уверениям Рафика, Базилиск, похоже, прекрасно понимал, кто из них главный. Когда они выехали из здания, где располагались стойла, и, миновав пруд, оказались на просторах пустыни, Рафик пустил жеребца в галоп.

Почва здесь представляла собой скорее плотную землю, чем песок. То тут, то там попадались растущие группами акации. По этим желто-зеленым островкам можно было безошибочно определять присутствие воды. Горы, которые издалека казались ей окрашенными в одинаковый лиловый цвет, теперь приобретали разнообразную окраску: самые высокие вершины – серебристо-голубые, ниже все оттенки аметистового, лавандового и лилового, а у подножия темно-коричневого. Она представляла пустыню однообразной плоской поверхностью, сплошь покрытой песком, как тот участок, который она пересекла вчера, когда ехала из порта на Красном море. Но королевство Бхарим нельзя было сравнить ни с одним из тех мест, где она побывала. Небо напоминало палитру всех оттенков синего, передать которые едва ли смогли бы даже самые талантливые живописцы. А когда впереди показался оазис, у Стефани захватило дух и она подумала, что в жизни не видела ничего красивее.