Торг был богатый, но я нигде не задерживался. Походил, присмотрелся к товарам, а затем оказался в углу, где продавали рабов. В основном здесь люди сами себя продавали в обельные холопы, которые в обществе славян являются низшей кастой, хоть в Киеве, хоть в Новгороде, хоть на Руяне. Но в этот раз выставлялись не свои соплеменники, этих как раз не было ни одного. Видать, год урожайный, а может, просто осень, и пока ещё есть чего на зуб положить. Зато здесь имелись воины из племени хеме (емь), которых свои же сородичи выдали новгородцам по условиям мирного договора.

Ну, стоят мужики, да и ладно. Думал мимо пройти, однако совершенно неожиданно из толпы военнопленных меня окликнули:

– Демон, постой!

Разумеется, никакой я не демон. Однако крик был предназначен именно мне – это я уловил сразу. Поэтому остановился и обернулся к хеме. Глаза скользнули по лицам сильно избитых грязных людей, и знакомых я не нашёл. Да и откуда у меня знакомые среди этих северных лесовиков? Нет таких. Но я ошибался.

Из толпы выбрался пожилой, сильно исхудавший брюнет. На голове колтун тёмных волос, в которых видна запёкшаяся кровь, глаза дикие и голодные, тело прикрыто драной рубахой, руки и ноги повязаны кожаными кандалами, такими, что не разорвёшь. Кто он такой, я сначала не понял. Лицо вроде знакомое, но где видел, вспомнил не сразу.

«Это же вождь хеме, который руководил налётом на Водьку! – осенило меня. – Верно говорят, что мир тесен. Нате вам, Вадим Андреевич, очередной привет из прошлого».

Вожак хеме молча смотрел на меня, а я на него. Наконец он опустил глаза, а подскочивший к нему стражник древком копья отпихнул бывшего боевого вождя обратно в толпу и прокричал:

– Назад, чудь белоглазая!

– Тихо, – остановил я новгородца. – Беды нет. Всё хорошо.

Стражник хмыкнул и отошёл, действительно, всё спокойно, и пока никто никого не убивает. А хеме вновь сделал шаг ко мне и залопотал по-своему:

– Я знаю, что ты демон, и понимаю, что моя удача ушла вместе с тобой.

– И чего ты хочешь? – спросил я пленника на его родном языке.

– Дай мне возможность служить тебе. Только так я смогу вновь обелить своё имя перед сородичами, которые объявили меня и других вождей виновниками неудачной войны с новгородцами.

– А зачем ты мне?

– Вам, венедам, нужны воины, мне это известно. А я воин и хочу погибнуть как мужчина, а не как раб.

– Откуда ты знаешь, что венедам потребны бойцы?

– Незадолго до того, как нас, – он кивнул за спину, – отдали в рабство, по племенам прошлись ваши волхвы и ученики шамана Коскенена, которые звали мужчин на большую войну. Однако за ними никто не пошёл, слишком большие потери у хеме, а сейчас мне и другим воинам терять нечего. Всё равно конец. Загонят куда-нибудь в болото руду добывать, и зиму нам не пережить. Выкупи нас, а мы тебя не подведём и не предадим. За нами много зла и крови, но за всё содеянное мы уже ответили жизнью близких. Поверь мне, демон, и дай нам возможность умереть, как людям.

– Как тебя зовут?

– Калеви Лайне.

Я задумался. Лично мне хеме ничего плохого не сделали, а воины нужны. Векомир правильно сказал, что надо брать всех, кто под руку подвернётся. А тут сразу полсотни человек, которые быстро восстановятся и смогут взять в руки оружие. И пусть это небольшая сила, но если каждый из них убьёт хотя бы одного католика-крестоносца, это минус полсотни мечей у врага. Значит, думать нечего. Надо взять воинов племени емь под свою руку, понаблюдать за ними и только после этого определяться с их судьбой. Покажут себя с хорошей стороны, получат в руки клинки, а нет, тогда на меловой карьер под Рарогом отправятся. Да, так и сделаю.

– Бус, – обратился я к одному из варягов своего сопровождения и кивнул на военнопленных, – выкупи всех, кто в состоянии самостоятельно передвигаться, и отведи на наш постоялый двор. Определишь их в амбар и прикажешь накормить. Кандалы пока не снимать. Вечером вернусь и тогда решу, что с ними делать.

– Понял.

Бус Оселок, широкоплечий кареглазый крепыш из варягов, вместе с двумя воинами остался, а я направился в лавку, где находилась Дарья. Одежду купили, теперь очередь за украшениями, среди которых я больше всего выделяю те, которые сделаны местными умельцами с использованием речного жемчуга. Красота к красоте, как говорится, и если имеется возможность порадовать дорогую сердцу девушку, я её не упущу.

Король Священной Римской империи Конрад Третий, крупный русоволосый мужчина с густой проседью в бороде и усах, заложив руки за спину, стоял у высокого стрельчатого окна на втором этаже своей резиденции в городе Шпейере. Рядом с ним находился его единоутробный брат герцог Фридрих Швабский по прозвищу Одноглазый. Подобно своему младшему брату-королю, коему он некогда по доброй воле уступил трон, герцог наблюдал за проходящей мимо здания процессией из сотен простолюдинов с деревянными крестами в руках, во главе которых шёл худой монах в белом цистерцианском балахоне, хмурился и порой поглаживал чёрную повязку на левой глазнице. Два представителя рода Гогенштауфенов и самые влиятельные люди в империи молчали. Они привыкли взвешивать и обдумывать каждое своё слово, поэтому не торопились. Однако вскоре процессия из нищих религиозных фанатиков, которых вёл к городскому собору проповедник Бернар Клервоский, прошла мимо. Покрытая редким снегом зимняя улица, которую продували холодные ветры с Рейна, опустела, и братья расположились у жаркого камина. Немедленно появились слуги, которые принесли королю и герцогу горячее вино со специями. Сделав пару мелких глотков, Конрад усмехнулся. Фридрих это заметил, кинул на брата косой взгляд и спросил:

– Что-то не так?

– Да, – кивнул Конрад. – Наши шпионы во Франции докладывали, что Бернар Клервоский чудотворец, пророк и через него с людьми говорит сам Господь Бог. Ему очень быстро удалось убедить нашего соседа Людовика Седьмого выступить в Крестовый поход, и где бы он ни появлялся, каждый, кто его услышит, невзирая на происхождение и род своих занятий, бросает всё, что имеет, и готовится отправиться на берега Венедского моря. И вроде бы люди, которые поставляли эти сведения, вполне надёжные. Но, судя по всему, даже они могут ошибаться. Вот уже неделю Бернар находится в Шпейере. За это время я несколько раз давал ему аудиенцию, и день ото дня этот франк падает в моих глазах всё больше. На нашем языке он разговаривает с жутким акцентом, а речи его хоть и яростны, но в них нет ничего сверхъестественного. Обычный священник, набожный, начитанный и фанатичный. Как такому человеку могли предлагать папское кресло, не понимаю!

– Ты прав, брат, – согласился герцог. – А с Людовиком всё ясно. Он человек храбрый, но когда дело касается его неверной жены или веры, король Франции превращается в барана, которого легко можно отвести на бойню. Бернар этим воспользовался и смог направить его в нужную церкви сторону. Мы же с тобой не такие простаки, и лично мне проповедник тоже показался самым обычным человеком. Нет в нём искры божьей, а значит прислушиваться к его словам не стоит.