Спустя несколько минут в молитвенном зале вновь воцарился свет солнца. Король обернулся к своим подданным, отдышался, собрался с духом и, как можно громче, произнёс:

– Все вы слышали речь Господа нашего и мою клятву! Я подтверждаю свои слова и приказываю в начале второго весеннего месяца всем рыцарям и дворянам империи собраться в городе Хильдесхейм! Мы объявляем проклятым язычникам Священную войну и двинемся на них Крестовым походом! Таково моё решение, коему каждый человек, кто находится здесь, живой свидетель!

– А-а-а-а!!! – прокатился по собору рёв сотен здоровых глоток.

– В поход!!!

– Хвала Господу!!!

– Слава королю!!!

– Да здравствует Святой Бернар!!!

– Крещение или смерть!!!

– Убьём врагов нашего Господа!!!

Конрад, выслушав крики имперских аристократов, молча направился к выходу. Родственники и свитские последовали за ним, и вскоре он возвращался обратно в свою городскую резиденцию. Народ уже знал о том, что произошло в соборе, и ликовал, а король встряхивал головой, словно от удара палицы, и никак не мог прийти в себя. Он вспоминал горящие нечеловеческим огнём глаза проповедника, который неожиданно стал разговаривать на немецком, хотя ещё вчера не мог правильно связать два коротких предложения. А ещё Конрад пытался разобраться в том, действительно ли с ним разговаривал сам Иисус или это был ловкий трюк проповедника. Но от мысли, что его обманули, он отмахивался, слишком реальным было всё происходящее – и душевный трепет, и взгляд Бернара, и рвущиеся из его души слова клятвы, которую Конрад собирался исполнить, хотя ещё пару часов назад Крестовый поход его не интересовал.

Прерывая размышления короля, рядом пристроился Фридрих Одноглазый. Конрад посмотрел на него и тяжко вздохнул:

– Вот так, братец, против воли Господа, оказывается, не попрёшь.

– Да, – согласился герцог и спросил: – Что будем делать?

– Завтра соберём военный совет и начнём переброску войск от южных границ к северным. Склады с продовольствием и оружием должны быть организованы в Хильдесхейме. Одно временно с этим объявим о сборе ополчения и начнём вербовать наёмников, а также пошлём своих людей к франкам, с которыми необходимо обговорить совместные действия. Воевать придётся всерьёз, поэтому в Крестовый поход отправимся вдвоём.

– А кто останется вместо тебя?

Король обернулся, поймал взгляд сына и кивнул ему:

– В ближайшие дни будет оглашён мой указ, согласно которому ты станешь моим соправителем.

– Слушаюсь, отец. – Генрих нахмурился. – Но, честно говоря, мне бы тоже хотелось пойти с тобой в поход.

– Ещё успеешь. – Конрад вновь посмотрел вперёд, ударил по бокам своего крупного фламандского жеребца и помчался в сторону резиденции.

С того момента, как он покинул собор, король считал, что он уже на войне, и не собирался тратить драгоценное время на пустые беседы.

Сегодняшнее утро началось с того, что во главе воинов моей дружины я бежал по хорошо утоптанной дороге. Под тяжёлыми армейскими ботинками поскрипывал снег, а в распаренное лицо бил холодный морской ветер. За плечами висел рюкзак с грузом в двадцать пять килограмм, а позади пыхтели дружинники. Утренний забег подходил к концу, и люди торопились поскорее попасть в тепло. Шаг и бег, постоянная смена темпа. Сегодня бежали десять километров, а по зиме это расстояние более чем приличное. Поначалу воинам было тяжело привыкнуть, что чуть свет их выгоняли на физзарядку. Однако со временем это вошло в привычку, отлынивать от пробежки в дружине Рарога стало считаться слабостью, и ветераны сами взбадривали новичков. Что же касается меня, то подобная разминка даже в радость. Бежишь и ни о чём не думаешь. В голове нет ни одной посторонней мысли, и на душе спокойно, а когда останавливаешься, тут-то заботы и наваливаются, да так, что не продохнёшь.

Передовая сотня вбежала в распахнутые настежь ворота Рарога. С башен за нами пристально наблюдали дозорные, мало ли, вдруг кто чужой к общему строю прилип. Это, конечно, вряд ли, поскольку все окрестности под нашим полным контролем, но порядок есть порядок. Служба должна нестись справно, а за невнимательность можно ответить не только кошельком, но и жизнью. Каждый воин это понимает, благо охранники города-крепости из старожилов не первый год службу тянут. Все они давно обзавелись семьями или перетянули сюда близких. Поэтому для них Рарог не только твердыня на окраине Венедии, но и дом, в котором живут жёны и дети.

За первой сотней в город влетела вторая. Далее третья, четвёртая и пятая. Конники из степняков и отряд Берладника в это время занимались выездкой своих лошадей и появятся немного позже, когда варяги, пруссы и киевляне закончат зарядку и отправятся на завтрак. Всё как обычно, и, напомнив сотникам, что через час состоится ежедневный военный совет, я сбросил рюкзак и покинул колонну. Воины направились на специально оборудованную спортплощадку рядом с казармами, где обосновались неженатые дружинники, а я, всё так же бегом, рванул к своей хижине, просторному трёхэтажному терему в центре города рядом с храмом Яровита.

Меня уже ждали. Банька натоплена, а жёны, которые на удивление быстро смогли найти общий язык и неплохо поладили, наверняка накрывали на стол. До завтрака ещё пятнадцать – двадцать минут, и я вошёл в предбанник. Здесь скинул промокшие ботинки и сырую одежду, остался в чём мать родила и нырнул в жарко натопленную парилку.

Для начала опрокинул на себя тазик с тёплой водой, которая смыла с меня пот, и сразу же пришло облегчение. Я сел на широкую дубовую лавку, вытянул перед собой подрагивающие ноги и стал вдыхать аромат висящих по углам берёзовых веников. Благодать! Жив и здоров, сил немерено, дом – полная чаша, есть дружина и корабли, казна и своё хозяйство. Рядом две прекрасные женщины и дети. Можно жить – не тужить. Но зима на исходе, и скоро начнётся война. По сообщениям из Европы, которые поступают из разных источников, германцы и французы уже собирают в кулак силы и вскоре тронутся в путь, и я, вместе с наиболее подготовленными к партизанской войне венедскими вожаками, двинусь им навстречу.

Снова вернулись беспокойные мысли, и захотелось вскочить на ноги. Для чего? А для того, чтобы ещё раз проверить людей и заставить их пошевеливаться. Однако я себя сдержал. Не надо лишней суеты. Воины тренируются, хозяйство работает в интересах дружины, а жрецы Святовида исправно пересылают деньги на оплату наёмников. Приказы отданы, и жители Рарога, что военные, что гражданские, о надвигающихся крестоносцах знали не хуже меня. Поэтому подстегивать никого не надо. Это факт, дёргаться не стоит, и я стал спокойно мыться, приводить себя в порядок и вспоминать о том, что было сделано за осень и зиму…

Из Новгорода я вернулся с молодой женой и новыми воинами: четырьмя сотнями степняков, дружиной Берладника, киевлянами и полусотней лучших бойцов племени хеме. К этому времени в Рароге уже построили дополнительные казармы с конюшнями и заготовили корм для лошадей, сено и овёс. Вновь прибывшие воины были устроены, а вскоре большими торговыми кораблями из Дубина и Волегоща вместе с сёдлами и уздечками нам доставили лошадей. Надо отметить, очень хороших, ибо не зря в Европе и по всему Венедскому морю ценятся славянские и прусские кони, умные, выносливые и сильные четвероногие друзья, потомки степных скакунов, которые принесли наших предков с Урала и Волги в западные и северные земли.