Ты ведешь себя по-другому, и за тридцать шесть километров от меня у тебя появляются твои собственные друзья.

Каждый раз, когда ты приезжаешь, я прошу тебя все-все мне про них рассказывать. Кажется, они мало чем лучше тех, с кем приходится проводить время мне, но я-то их друзьями не называю.

К сожалению, к друзьям добавляется еще и собака, небольшой терьер, которого ты выпросила у матери. Вообще-то я против собак ничего не имею, они мне даже нравятся. Но к терьеру Джонни почему-то прилагалась еще и твоя новая подруга Маша, у которой тоже была собака.

У меня собаки никогда не было. Отец бы быстро показал мне, что значит собачья жизнь, если бы я притащила домой щенка, так что я ничем не могла потягаться с Машей и вашими веселыми ежедневными прогулками со своими лохматыми швабрами на ножках. Больше всего меня, конечно, расстраивало то, что у кого-то вообще есть такая роскошь, как ежедневные прогулки с тобой.

Джонни здорово меняет привычный ход вещей: теперь, когда я приезжаю к тебе на выходные, ты несколько раз в день идешь гулять с ним и Машей, так как у нее тоже есть собака и вы дружите. Ты, конечно, зовешь меня с собой, но я каждый раз демонстративно отказываюсь.

Ты слишком добрая и не видишь, что единственная цель, которую преследует эта девчонка – разрушить нашу дружбу. Если бы не эта дурацкая собака, ты бы ей никогда не заинтересовалась.

– Собаки – очень милые, – говорю себе я, – но Джонни – оборотень и приспешник зла, а не собака, а значит, он опасен.

В эту субботу мне везет. Все складывается как нельзя лучше для того, что я задумала.

Стоит начало осени, и Ведьмак берет тебя, меня и Джонни с собой на вашу новую дачу, а это значит, что никакой Маши сегодня не будет.

Мы проходим по залитым солнцам холмам, спускаемся к пруду, переходим через старый деревянный мост и оказываемся в Ведьмачьих владениях.

Весь день нам предстоит собирать с деревьев красивые сине-красные сливы, из которых твоя мать потом сварит варенье. Занятие само по себе, может, и не очень интересное, если только не считать каждую сливу живой и не придумывать ей имя.

– Эмма! – кричу я со своего дерева.

– Джеймс! – отвечаешь мне ты.

– Петр!

– Клара!

Сегодня вечером все эти Эммы, Джеймсы и Клары отправятся в раскаленный Ведьмачий котел, где захлебнутся в собственном соке. А вместе с ними отправится еще кое-кто.

Спустя полтора часа твоя мать забирает первую партию слив и отправляется с ними в дом, тебя она просит пойти и как следует прибраться там перед обедом. Скоро должно приехать сектантское подкрепление для сбора урожая, а значит, в доме должно быть чисто.

Джонни несется в дом за тобой, но Ведьмак выставляет его за дверь.

Убедившись, что осталась одна надолго, я спускаюсь со стремянки и подзываю к себе пса. Когда я глажу его, мне приходит в голову, что он так же хорошо притворяется собакой, как и я нормальной школьницей. Я беру свой рюкзак, в котором сегодня чуть более необычное содержимое, чем всегда: обычно мешки, веревки и камни я с собой не ношу, но сегодня я хорошо подготовилась. Даже колбасу взяла.

Мы с Джонни идем к пруду, мне кажется, что он начинает что-то подозревать, поэтому я подкармливаю его колбасой.

– Хороший мальчик, – говорю я, поглаживая пса между ушей. У Джонни мягкая шерсть и доверчивые умные глаза. Мне становится жалко его, а этого допускать нельзя, поэтому нужно закончить с этим поскорее.

«А что если он просто обычная собака?» – задаю я вопрос себе. И тут же отвечаю на него, но другим голосом:

«Он – не обычная собака, совсем скоро ты поймешь это. Не позволяй ему околдовать тебя».

«Но я боюсь, вдруг все-таки…»

«Не бойся, ты делаешь это ради Джеральдины и вашей дружбы, а значит, ты должна быть смелой».

«Да, должна, и я буду».

Когда я завязываю веревкой извивающийся и скулящий мешок, я не могу избавиться от чувства, что делаю что-то неправильно.

«Камни, я не положила камни», – догадываюсь я. Хорошо, что я взяла два мешка: в один – собаку, в другой – камни, и один – в другой.

Вернувшись на дачу, я заливаюсь слезами, но снова взбираюсь на стремянку и каждую брошенную в корзину сливу упорно называю Джонни, пока меня не зовут обедать.

Во время обеда пропажа Джонни обнаруживается, и остаток дня проходит ужасно: ты наматываешь круги по округе; плачешь взахлеб, лежа на кровати; снова бежишь искать пса; опять плачешь; расспрашиваешь всех встречных о собаке, до последнего надеясь найти Джонни. Но никто его не видел, потому что Джонни не убежал, а уплыл на прекрасной лодке на другой конец озера, туда, где тень зла вылетела из него, и он превратился в обычного пса.

– Мы еще встретимся, Джонни, – шепчу я, сжимая твою руку, свешивающуюся с соседней кровати, и засыпая в слезах.

* * *

Помимо меня у тебя появляются и другие гости. Кстати, гораздо менее приятные. Сезонная миграция сектантов заставляет тебя то и дело делить квартиру с какими-нибудь жаждущими божественного внимания адептами из близлежащих городов. Они слетаются, как правило, на Соборное собрание или какие-то свои замысловатые праздники. Твоя мать селит их в свободную комнату, где они преспокойно живут иногда по несколько недель. Мы с тобой смиренно принимаем этот факт и находим в нем если уж не что-то приятное, то уж кое-что смешное точно.

Так случается и этим летом, когда Ведьмак уезжает на сектантский отдых (плот, на который сажали только лучших представителей церкви и отправляли бороздить водохранилище).

Тебя она оставляет на попечение парочки отборнейших любителей Иисуса: стервозной халды Нади и ее супруга – проныры-подкаблучника, имя которого мы никак не можем запомнить. Сектовые занимают одну из трех комнат и практически оккупируют вторую, в оставшейся живешь ты и приехавшая в гости я. Нам такое соседство не особенно по душе, поэтому мы стараемся оградить наше последнее прибежище от непрошеных постояльцев всеми возможными заклятьями, в том числе перевернутыми крестами и пентаграммами, мелко нацарапанными на обоях и двери. Мы с тобой никакими сатанистами никогда не были, но перспектива припугнуть не в меру впечатлительных адептов кажется нам слишком уж заманчивой.

Уже через пару дней халда Надя недвусмысленно заявляет тебе о том, что настоящие хозяева здесь они, а ты – так, приложение к