притесняем неизвестными ему вашими противниками. Его подкупали. И однажды он даже осквернил руки мздой. Он отдал эти золотые монеты на обновление храма... Вернувшись в Антиохию, патриарх недолго побыл дома. Он отправился в Константинополь и нашёл путь к сердцу патриарха Иеремии. Два наставника веры в молениях и беседах сошлись мыслью о том, чтобы созвать Антиохийский и Константинопольский Соборы. А там и Вселенский Собор...

— Двинулись вешние воды, владыко! — воскликнул Борис и обнял Иова.

Митрополит согласно кивнул головой и спросил Николая:

— Когда же будет Константинопольский Собор?

Греческий гость не торопился выкладывать все вести. Видно было, как он устал, проделав долгий путь. Его сутана была в дорожной пыли, чёрная, ещё без седины борода спуталась, лицо было покрыто грязью. Но, видя нетерпение русских, Николай продолжал рассказывать:

— Молитвы первосвятителей дошли до Господа Бога. В Константинополе Собор состоялся. Просьба царя Фёдора об открытии в России патриаршества одобрена.

— Где же грамота, закрепляющая дозволение? — спросил Борис Иова, выслушав его перевод. Иов задал этот вопрос Николаю и добавил:

— Мы не можем поверить тебе, сын мой, на слово.

— Всевышний велел набраться терпения, — ответил Николай. — Ещё не сказали своего слова патриархи Иерусалимский и Александрийский.

— Когда же они соберутся? — спросил Иов.

— Я отправился в путь за неделю до того, как уйти в Александрию и Иерусалим посланцам патриарха Иеремии. Вселенский Собор будет только после Рождества Христова.

Радость правителя и митрополита померкла.

— Сколько же нам годить?! — воскликнул горько Борис. — Почти год! Мне ведомо, что Константинопольский патриарх первейший. Его слово сказано. Какие столпы выше? Отчего замотчание?

— Ты прав, сын мой. Аще сто сорок лет назад великий князь Московский Василий Тёмный добыл у Царьграда свободу русской церкви. Да мнимой она оказалась. Тем паче нам нужен престол. Но над нами есть Бог — без его воли не бысть нам. Такоже Вселенский Собор благословения для...

Грек Николай стоял перед московитами печальный. Понял он, что не порадовал их своей вестью. А ведь думал через сие дары от правителя получить. И стал горячо доказывать, что Иоаким верен слову и добьётся своего:

— Веруйте и надейтесь, что первосвятитель Иоаким, столь усердно исполняющий свой долг, принесёт русской православной церкви долгожданную независимость...

— О чём он с жаром толкует? — спросил Борис. — Пусть не подумает, что мы веретеники, своё он получит.

— Не печалься, сын мой, — сказал Иов Николаю, — ты принёс нам ублажение, и мы выразим тебе почёт.

— Отче владыко, попекись о госте, — попросил Борис Иова и покинул Грановитую.

Митрополит повёл Николая в свои палаты. Он распорядился, чтобы путнику сменили одежды, дали вымыться и накормили.

— Отдохни, сын мой, а после вечерни мы побеседуем, — сказал Иов и велел слуге ухаживать за Николаем.

Но Николай не уходил вслед за слугой. Он смотрел на Иова глазами-маслинами с мольбой.

— Что смущает твою душу, сын мой? — спросил Иов.

— Грешен, владыко. Перед лицом правителя утаил многое, с чем пришёл, — ответил Николай.

— Да простит тебя Всевышний: блажен, кто исповедуется.

Иов привёл гостя в трапезную, позвал услужителя, велел принести закуски, вина. И когда остались одни, спросил:

— Сие будет от имени святейшего Иоакима?

— Да, отче. Горько сие произносить, владыко. Позорные люди чернят вашу веру и шлют прелестные грамотки в Антиохию и в Константинополь. В них предупреждение Вселенским патриархам не давать патриаршества Руси до тех пор... — Николай замешкался.

— Говори не сумняшеся, сын мой! — попросил Иов.

— Пока кто-то не изгонит из православной церкви всех, кого обуяла ересь.

— Еда? Сии мужи названы?

— Там есть твоё имя, владыко, вкупе с епископами Александром, Варлаамом, Геласием. А довёл нам всё монах Феоклит Знаменскова монастыря.

«Господи, Феоклит, сын мой славный, пусть наградит тебя Всевышний за сей подвиг во имя веры», — помолился Иов. Он приблизился к Николаю, положил руку на плечо и тихо сказал:

— Помолимся, сын мой, и ты очистишься от скверны, кою так долго нёс. — Иов прошёл в передний угол трапезной, где стоял большой иконостас и опустился на колени.

Николай встал рядом. И оба прочитали молитву: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие моё...» Молитва принесла в их души умиротворение. Они вернулись к столу, Иов велел гостю выпить вина и закусить.

— Враги веры живут от века. И несть числа Иудиному племени, — садясь к столу, сказал Николай.

— Забудь о них, сын мой. Мы сотворили молитву, и души наши чисты, — попытался успокоить Иов Николая. — Как вкусишь пищи, тебя отведут мыться и отдыхать. А мне пора в собор. — И митрополит ушёл.

Он отправился в Благовещенский собор справлять вечерню, на которой присутствовал царь. После вечерни, как всегда, царь Фёдор подошёл к Иову поблагодарить за богослужение.

— Ты льёшь елей словес, как велит Бог. Спасибо, владыко. — И продолжал: — Слышал я, что прибыл гость из Антиохии, да будто бы радостные вести принёс. Как хорошо всё, как боголепно...

— Пусть не покидает тебя, государь, боголепие отныне и присно.

— Аллилуия! — произнёс Фёдор. Он заметил, что Иов сегодня не полностью отдал себя службе: что-то беспокоило его. Но спрашивать не стал, решил, что сам скажет, если важное...

Однако митрополит не хотел тревожить царя тем, что касалось прежде всего церкви. Хотя и знал, что первый радетель веры может на него обидеться. Подумал сей же миг, что пусть лучше об этом скажет царю правитель. И сразу же, как только царь покинул собор, Иов отправился к Борису.

Правитель был не один. Беседовал с дядей Григорием, управляющим Дворцовым приказом — дворецким царя Фёдора.

Увидев печальное лицо митрополита, Борис поспешил навстречу.

— Что случилось, отче владыко?

— Ничего. Устал ноне, сын мой. — И Иов грустно улыбнулся. — День вельми долог. — Но глаза Иова были нацелены на дворецкого, и Борис понял митрополита. У Иова было доброе отношение к Григорию Годунову, человеку бескорыстному, честному, крепкой веры. Но то, что составляло тайну церкви, Иову не хотелось при нём разглашать. Борис понял всё без слов и сказал Григорию:

— Дядюшка, навести моих чад. Я тебя позову.

Григорий молча ушёл на другую половину дворца.

— Сын мой, — начал Иов, — наш гость из Антиохии открылся мне в том, чего не