стояла на лавке в сенях – сейчас перекушу, да чистить буду. Завтра снова в лес, а эти надо посушить.

- Да что ты всемя днями пропадаешь в этом окаянном лесу. Мне для Маньки надо сенца заготовить, уж подсоби. Завтра за травой пойдем, хоть сколько пожнем, да высушить надо, а то зима длинная.

Таня не перечила, с охотой выполняла любую крестьянскую работу.

Иногда ей казалось, что лес и есть ее настоящая любовь. Затеряться в его глуши она не боялась, все свободное время она проводила там, сидя на пеньке и прислушиваясь к его тайной жизни. К шуму ветра в кронах сосен, к таинственному журчанию лесного ручья. Чем старше она становилась, тем милее ей было лесное одиночество тихих урочищ и чуть заметных троп. Временами, она жалела, что не может здесь остаться навсегда, оставив городскую суетливую жизнь. Поселиться бы рядом с лесом и забредать каждый день в чащу.

- Надоест – авторитетно заявляла Варвара – зимой как метель завоет, да волки этот вой подхватят, вот тут тебя и скрутит тоска-кручина. К людям захочешь, опять, хворь приключится, куда пойдешь? В лес, к медведям? Вот то-то же. У вас там в городе и врачи и магазины. Живи да радуйся, не наша беда.

Варвара поджимала беззубый рот, не понимала она Таню, чего той не хватает. Таня привычно соглашалась, расхваливая удобства городской жизни, но в душе ее застыла печаль по этим местам. Отпуск пролетал незаметно, а печаль становилась привычной спутницей в ее жизни.

Глава 9

Таня помнит этот мартовский день во всех подробностях. Помнит, как синие тени бежали вслед за трамваем, как солнце нагревало щеку сквозь застывшее окно. Ночью был мороз, и промерзший воздух обжигал руки. Трамвай весело бежал, звеня на поворотах. Дыхание паром вырывалось из рта, но Таня не чувствовала холода. Не чувствовала неудобства, сидя на ледяном жестком сидении. Тот мартовский день был наполнен для нее чудесами и радостью. У нее родилась внучка.

- Мама, я кажется выхожу замуж – Эля стояла перед зеркалом в прихожей, густо накладывая синие тени на верхнее веко. Таня неодобрительно наблюдала за ее манипуляциями. Сама она никогда не пользовалась косметикой, разве что чуть смочит носовой платок духами «Красная Москва». Эти духи ей нравились и муж, хотя и не одобрял, но по случаю дарил их. Еще он как-то подарил ей металлическую пудреницу. На верхней крышке зеркальце, внутри светлый порошок. Таня не пудрилась, но коробочку хранила как память.

- Так выходишь или тебе только кажется?

Эля выбрала проходную комнату и последние годы Таня не раз слышала эту фразу. Ну, зачем ей отдельная, ведь она скоро выйдет замуж. Вот только зря Эля бегала на Комсомольскую, там ей были рады, но только пожилая учительша и ее хромоногая дочь. Алексей не спешил делать предложение. В какой момент Эля перестала ходить туда? Теперь уж Таня и не вспомнит, зато учительша и ее Люся стали приходить к ним. Таня удивилась, но молчала, уходя к себе в комнату. Потом уж она узнала, что Алексей женился.

- Ты зачем так размалевалась? Ведь на работу, а не на свидание идешь.

- Одно другому не мешает, может у меня после работы свидание.

Ну, дай Бог, подумалось тогда ей. Не стала ничего выпытывать. Эля такая оживленная была, давно уж ее радостной не видела Таня. После известия о женитьбы Алексея, она совсем в себе замкнулась. Все вечера сидела в углу дивана с книгой на коленях, но Таня замечала, что не читает она. Пыталась с ней поговорить, но бесполезно все, молча выслушивала и отворачивалась. Таня не знала, как помочь дочери, переживала и растревоживала себе душу. Друзей у нее не было, так, соседки, с которыми она сидела на лавочке и обсуждала текущие новости.

- Слыхали, невестка то у Сергеевны опять скандал учинила. Прям из дома гонит. Сергеевна уж не знает, что и делать. Вот ведь деточки, растишь их, во всем себе отказываешь, а они тебе под старость вот такую свинью подкладывают.

Таня уже не работала, пенсия копейки, но и сил там уже сидеть не было. Выслушав жалобы соседок на несправедливую жизнь, она шла на набережную или в Петровский парк. Сидела на лавочке и слушала, как воркуют голуби у ее ног. Голуби ходили кругами, незаметно сокращая расстояние. Распушив хвосты и растопырив крылья, они увивались за голубками, не забывая внимательно поглядывать на Таню. Она доставала из сумки бумажный кулечек и высыпала им семечки, купленные по дороге у бабулек, торговавших на углу.

До революции Петровский парк назывался Гагаринским садом. Инициатива создания сада принадлежала Архангельскому губернатору князю Гагарину С.П. В центре парка находится Архангельский драматический театр имени Ломоносова М.В. Здание драмтеатра было построено на фундаменте разрушенного в 1929 году Свято-Троицкого кафедрального собора. Про собор она узнала уже потом, когда в период перестройки стало модно писать и говорить об исторической памяти и ответственности перед потомками. Говорят, что кирпич из стен собора пошел на строительство театра, а на месте парка было кладбище. Несмотря на мрачные легенды, Таня полюбила этот тенистый уголок природы посреди шумного города. В глубине парка прячется вот такой фонтан.

Еще одно старинное кладбище – Вологодское, Таня довольно часто посещала. Здесь был похоронен Василий, летом она почти каждую неделю навешала могилку и подолгу сидела на лавочке глядя на незабудки, разросшиеся вдоль ограды.

Таня очень скучала по лесу, по деревне. Душа ее рвалась в Дябрино, но на шестом десятке ей уже редко удавалось вырваться туда. Да и к кому теперь поедешь? Варвара давно умерла, а дальняя родня не больно то радовалась приезду пожилой родственницы, которая уже не могла в полную силу работать на сенокосе. Таня отлично это понимала и не обижалась. Так она до конца и не стала горожанкой, хотя полюбила этот суровый край у самого моря, куда катила свои воды красавица Северная Двина.

Сергею они выделили самую большую комнату, в надежде, что очень скоро здесь поселится его жена. Жена и вправду появилась, вот только она как выпускница педагогического вуза, должна была отработать несколько лет по распределению. Распределение она получила в область, и они оба туда уехали едва расписавшись. Вот так и получалось, что скоро Таня останется совсем одна в своей трехкомнатной квартире. Ей бы радоваться счастью детей, вот только радоваться душа не хотела. Тяжело было у Тани