с окошечком и отправился к фонтану. После работы у завалившейся вышки эта разведка была просто прогулкой. Ведь он не собирался подходить к ревущему огненному чудищу ближе чем метров на сорок-пятьдесят. Дистанция не такая уж опасная. Да еще под прикрытием водяной струи.

«Ничего не случится, — подумал Остап Тарасович и усмехнулся. — Ну а обожжет, страховку получу. Стихийное бедствие!»

Направленная вверх и описавшая параболу струя воды обрушилась на дядьку Остапа. Он постоял под ней, будто под душем, чтобы как следует намокнуть, и отправился дальше. Действительно, «лепестки» пламени, отходившие к сгоревшему теперь дизельному сараю, были короче, чем с другой стороны ротора. Но пробраться между огненным венцом и дизелями оказалось невозможно. Там валялись покоробившиеся в огне бурильные трубы — «свечи». Они напоминали клубок спиралей «Бруно». Препротивное препятствие из спирально свернутой колючей проволоки. И надо же было так случиться, что изобретатель оказался тезкой великого человека. Эти бывшие трубы сначала надо было выволочь оттуда, а потом уж окончательно решать: попробовать сорвать ротор своими силами или, как решит пожарное начальство, — а оно прибудет к ним непременно, — вызывать из воинской части артиллерию, чтоб сбить ротор снарядами, прямой наводкой.

«Да, устроили фейерверк… — подумал Остап Тарасович и аж головой замотал. — Эх, глупость сморозил! Чем же они виноваты? Бурили как надо. Все точь-в-точь по инструкции. Ни-ни, ни в какую сторону. Геология виновата. Пусть геолог и отвечает. Поставили сопливую девчонку! Пусть она и отвечает. Думала, геологом быть что хвостом крутить? Нет. Тут бурение — сотнями тысяч каждая скважина пахнет. А ты отвечай, если ты геолог. А то приедет на «газике», глазки мастеру построит, вильнет хвостом. Хоть ты, геолог, и брючки носишь — все равно ба… баба», — упрямо договорил про себя бурильщик, почувствовав, что нога его въехала в песок, ставший вдруг податливым. И Остап Тарасович завалился набок.

От неожиданности и испуга он отполз чуток в сторону, оглянулся. На том месте, где нога его провалилась в землю, поднимался, будто неведомой силой, фонтанчик песка. Песчаный фонтанчик этот то опадал, то поднимался вновь.

У дядьки Остапа перехватило дух, и он стал на четвереньках пятиться, пятиться, точно перед ним не песок играл, а колебались усики мощной фашистской противопехотной мины. И он ощущал, что под капюшон набралось Много газа: тут же застучало в висках.

Взвился фонтанчик, опал, снова взвился.

Словно подбросило Третяка. Он вскочил и кинулся прочь, прочь…

И тут точно молния сверкнула позади. Вместе со страшным грохотом, оглушившим его, Остапа Тарасовича сбило с ног, швырнуло куда-то. Он тяжело шлепнулся на песок.

«Н-нда-а…» — пронеслось отрешенно в сознании. И он продолжал лежать распластавшись. Не хватало сил пошевелиться: он был ошеломлен огнем и взрывом.

Водяные струи больше не прикрывали его. Он почувствовал, как печет затылок, и сообразил, что сорвало асбестовый капюшон и рот забит песком.

Теперь Остап Тарасович понял происшедшее и происходящее: «Грифон… Грифон!»

Сумасшедшее давление вырвавшегося газа, куски породы, выбрасываемые им, разбили где-то в глубине стенки скважины. Газ устремился в пласты, попер вверх, минуя устье фонтана. Он просачивался по трещинам и изломам, разрушал на пути пластовые перекрытия. Выходы газа появились около фонтанирующей и горящей скважины. В один из них и провалилась нога Третяка. Но эти выходы могут появиться и в пяти, и ста пятидесяти метрах, и хоть в километрах от бывшей буровой. Все зависит от расположения пластов пород, их выклинивания на поверхность.

Газ, выбравшись на поверхность, растекался, скапливался ниже горящей струи фонтана. А когда его накопилось много, последовал взрыв. Новый взрыв мог произойти каждую секунду. Множились прорывы газа наружу, он скапливался быстрее.

И страх перед новым взрывом сковал Остапа Тарасовича.

Третяку не надо было развертывать понятие «грифон». Для него в нем заключался не случай, не состояние, а процесс, как понятие «бой» для солдата. Шепча слово «грифон», старый буровик пока еще думал только о начале грифона: прорыве газа, взрывах. Сейчас для него это было самое страшное…

Когда из земли будто выскочила шаровая молния, трактор Мухамеда находился ближе других к фонтану. Мухамед успел инстинктивно уткнуться лицом в согнутый локоть. А в следующее мгновение раздался оглушительный взрыв. Рев фонтана в сравнении с ним был утренней тишиной и ласковым щебетанием птиц. Взрывная волна вышибла все стекла в кабине.

Наконец Мухамед решился поднять голову и посмотреть, что же произошло. Он увидел по-прежнему вздыбленный в небо фонтан огня. И в его свете распластанную фигуру дядьки Остапа.

Мухамед растерялся и точно лишился сил. Он не мог себя заставить пальцем шевельнуть. Непонятный для него взрыв, выдавленные волной стекла кабины, так, будто их никогда и не было; распластанная фигура на желтом песке; оглушенность — все это произошло так мгновенно и представлялось таким нереальным, что сознание Мухамеда снова и снова отказывалось верить в случившееся. Как бы ожидая проверки и подтверждения видимого, Мухамед поглядел в сторону.

Три другие трактора, бывшие слева от него, находились метрах в сорока от распластанного на песке Третяка. А от Мухамеда до дядьки Остапа — всего-то шагов двадцать. Это Мухамед понял мгновенно, тотчас догадался, что все решат: ему идти за бурильщиком. Но был какой-то промежуток времени, промежуток, в который Мухамед не решил еще для себя, что онто и побежит к Третяку. Именно в это время на ближнем к нему тракторе, в кабине с выдавленными стеклами Мухамед увидел мастера. Тот напряженно смотрел на Мухамеда. Из других кабин тоже смотрели на Мухамеда. Во взглядах всех Мухамед почувствовал ожидание и приказ.

Тогда Мухамед с усилием заставил себя подняться. Он пригнулся, вылезая из кабины, ступил на траки, спрыгнул на землю. Потом взгляд его метнулся в сторону лежавшего дядьки Остапа, и Мухамед, опять напрягая всю свою волю, стиснув зубы, заставил себя побежать. Но он чувствовал, что бежит очень медленно, ноги заплетаются. Их заставляет заплетаться тоскливое чувство жути. Жуть, казалось, была живым существом, которое мешало ему двигаться, стискивало грудь так, что перехватывало дыхание.

Он споткнулся, пополз к дядьке Остапу на карачках, скуля и презирая себя за этот скулеж.

Добравшись до распластавшегося Третяка, Мухамед схватил его за шиворот и поволок; поволок, упираясь насколько хватало сил, — а теперь их было много, — в зыбучий, плывший под подошвами песок.

Но тут дядька Остап вдруг вырвался, вскочил. И они оба разом рванулись и побежали к тракторам.

ГРИФОН

Увидев взрыв, Алексей вскочил, забыв, что находится в кабине трактора, сильно стукнулся головой о потолок. А в следующее мгновение взрывной волной выдавило стекло, и осколки