не хватать стульчика с резной спинкой, который у меня появился в двенадцать лет, и стола с кружевной скатертью, которую связала для меня мама, сидя вечерами перед камином.

И моих сестер, с которыми мы в детстве то дрались, то мирились. И делились секретами на заднем дворе за сараем с вилами и лопатами.

И мой дневник с чудесными бабочками на обложке, так и останется лежать в укромном уголке под кроватью.

Я дала себе клятву, что буду возвращаться в этот замок снова и снова, потому что здесь живет мое детство, моя любовь к родителям, к сестрам. Не на цепь же меня Ролдэн посадит. Я обязательно буду приезжать к отцу и снова окунаться в свои детские воспоминания.

Я не заметила, как провалилась в сон. Мне показалось, что прошла всего пара часов, а в дверь уже стучали и требовали, чтобы я вставала.

Яркое солнце вовсю светило в окно, и замок постепенно просыпался, наполняясь гулом голосом, стуком каблучков, звоном посуды.

После завтрака, который был коротким опять же только для меня, меня снова потащили в комнату, где уже собрались все швеи. Я и не думала, что свадьба — это такое хлопотное дело. Стоять часами перед зеркалом, пока вставляют булавки в материю, оказалось очень утомительно. И я старалась переносить вес с ноги на ногу, чтобы не так уставать.

— Выпрямись! Невеста Дракона должна быть безупречной — тут же заметила мои уловки дама-распорядительница.

— Я хочу отдохнуть! — заявила я, пытаясь сделать шаг в сторону и за свадебным платьем, надетым на меня тут же потянулись нитки, которыми швеи его подшивали.

— Терпи! — рявкнула дама-распорядительница. И я с тоской вернулась на место.

Лето было в самом разгаре, и мне было нестерпимо жарко. Даже открытые настежь окна не спасали. Вместо прохладного ветерка через них в комнату затекал раскаленный воздух.

Мне очень хотелось воды. Во рту уже была настоящая пустыня, и язык, казалось, присох к небу.

Я не выдержала, выхватила у одной из швей из рук стакан с водой, и вцепившись в него обоими руками, просто влила в себя все содержимое, пока у меня его не отобрали. Эти секунды пока вода текла по моему горлу, я была самым счастливым человеком.

— Что ты себе позволяешь! — завопила дама-распорядительница, гневно размахивая гигантским красным веером. — Теперь живот будет выпирать! Из-за тебя платье будет испорчено! Запомни! Ты можешь себе позволить только один глоток!

С этим веером она мне напоминала куцего павлина.

Швеи синхронно все как одна посмотрели на меня с недовольством. Им же платье перешивать придется, если что-то пойдет не так.

Я аккуратно вернула стакан в руки швее под злыми взглядами. Мне даже стало немного стыдно за свой необдуманный поступок.

Свою свадьбу, конечно, мне портить не хотелось, но умершая от жажды невеста её точно не украсит.

С этими мыслями я гордо подняла голову, развернулась к зеркалу и снова отдала себя в руки тех, кто держал нитки, иголки, бусины, жемчужины.

И вот к вечеру, наконец, закончилась вся суета с примерками. Платье было почти готово. Швеи ночью его дошьют уже без меня.

В последнюю ночь, я толком так и не выспалась, ворочаясь с боку на бок. До этого момента я держалась на своей безграничной любви к Ролдэну, да и в суете предсвадебных хлопот толком обдумывать что-то было некогда.

Осознание, что уже через какие-то часы в моей жизни всё изменится, накрыло, как темная волна, а с ним пришел и страх. Рядом со мной там не будет ни мамы, ни Софи.

Глава 10

Пару дней еще будет отец, но и он уедет. Вокруг останутся только незнакомые люди. Я горестно обняла подушку, и утешила себя мыслью, что рядом со мной будет самый прекрасный мужчина на свете.

Стук в дверь моей спальни раздался в четыре утра.

— Вставай, живо! — зазвучал за дверью командный голос дамы-распорядительницы.

Я еле сползла с кровати. За окном было темно, и все нормальные люди еще спали в это время.

Я зашла в ванную и поплескала воды себе в лицо, чтобы хоть как-то проснуться, потом умылась и, зевая, прямо в ночной рубашке пошла в примерочную. Смысла одеваться не было — всё равно на меня наденут свадебное платье.

Уже к шести утра я стояла перед зеркалом, накрашенная словно кукла. Мои щеки алели искусственным румянцем, губки казались пухлыми и влажными, благодаря помаде, а ресницы топорщились как стрелы. Талия была ужасающе узкой, благодаря корсету.

Вверху открытое декольте, немного выставляло на показ мои прелести. На моей белоснежной коже груди лежало тяжелое фамильное ожерелье Драконов, сверкая зелеными камнями. Лиф платья был расшит переливающимися жемчужинами, белыми бусинами и кружевами, а внизу на юбках лежал слоями воздушный белый шифон, превращая меня в маленькое облако. Туфельки были тоже белыми с небольшим прелестным бантиком и небольшим каблучком.

На голову мне надели тяжелую диадему, которая поддерживала фату. Она тянулась за мной на два метра.

— Идеально, — выдохнула дама-распорядительница, оглядывая меня с ног до головы.

Я же в этот момент из-за корсета могла дышать через раз.

Вывели меня из замка слуги. Двое поддерживали меня под руки, а еще двое несли фату.

Гости так же шумно грузились в кареты, как и приехали. Дама-распорядительница требовала, чтобы ей дали бутылку воды в дорогу, швеи таскали свои корзины с нитками и иголками, слуги грузили тяжелые сундуки в кареты.

В предсвадебном переполохе я и не заметила, когда прибыла свадебная карета и за моей сестрой.

И только когда меня довели до моей кареты, я увидела, как Софи садится в свою карету в полном одиночестве. И рядом с ней только охрана на лошадях с флагом, на котором изображен герб южных земель.

У меня сжалось сердце.

Бедная моя милая Софи. Она даже ничего говорить мне не стала о том, что утром уедет и она. Дала мне выспаться.

Мне было жаль её до слез: отец решил быть на моей свадьбе, а не на её, посчитав, мою более значимой для семьи.

Я ведь даже обнять её не могла, если бы и захотела из-за моего пышного наряда. Ну и, конечно, из-за визга дамы-распорядительницы.

Софи помахала мне рукой на прощанье из своей кареты, а я ей. К сожалению, мы вот так скомкано расстались: без объятий и слез.

Мой отец хотел было сесть в карету со мной, но дама-распорядительница жестко его отодвинула и вскарабкалась в карету сама.

Стоило её широкой попе коснуться сиденья, как