прошло удачно. Антек тоже приземлился благополучно и пополз ко мне по-пластунски. Я же открыл огонь, прикрывая отход мотоциклов, поскольку это был самый опасный момент. В результате все окончилось благополучно – мы не потеряли ни одной машины.

Первая часть атаки проходила согласно плану, однако противнику вскоре удалось опомниться от неожиданности – когда третий взвод попытался под огневым прикрытием остальных взводов броситься вперед, то попал под такой убийственный неприятельский огонь, что вынужден был залечь, понеся большие потери. Командиру роты ничего не оставалось, как отдать приказ:

– Окопаться!

Весь день рота пролежала как приколотая под нестерпимо жаркими лучами солнца. Русские непрерывно плевались из своих проклятых минометов. Казалось, что эти дьявольские штуки притащил с собой каждый третий из них. Мы же открывали ответный огонь только тогда, когда иваны начинали передвигаться на высоте слишком нахально. Вдобавок к минометному обстрелу и нестерпимой жаре добавились и русские истребители, которые подобно шершням то и дело появлялись в небе, ведя ураганный огонь по наземным целям. Всех, особенно раненых, мучила жажда, и мы едва дождались темноты, когда нас отвели назад.

На следующее утро противник неожиданно исчез, и мы в пешем порядке бросились его преследовать. Нам приказали прочесать поле с подсолнухами, и мы, не теряя друг друга из виду, продирались сквозь высокие стебли. В авангарде шло наше отделение, и когда поле наконец кончилось, то впереди показались русские.

– Они сдаются! – восторженно закричал Винклер.

И действительно, к нам стали нерешительно приближаться коричневые фигуры с поднятыми руками. Винклер двинулся им навстречу. Повесив автомат себе на шею, он остановился перед ними и дружески улыбнулся. Русские тоже улыбнулись в ответ, правда несколько неуверенно. Тогда Винклер протянул им пачку сигарет, и лица русских солдат прояснились. Многие из них потянулись за сигаретами, послышались одобрительные возгласы, и завязалась оживленная беседа.

Это общение привело к неожиданным результатам – вначале на опушке близлежащего леса появились отдельные фигуры, а затем из видневшегося вдалеке села – целые подразделения. Мы, естественно, схватились за оружие, но русские солдаты из передового отряда, которые выкурили с Винклером «трубку мира», отчаянно замахали руками, прося нас не стрелять.

В результате мы без боя вошли в село, затем подтянулись обозы, а почти пятьсот пленных отправились в тыл. Похоже, они сами расправились со своим комиссаром, труп которого остался лежать на сельской улице. Однако не исключено, что он покончил жизнь самоубийством.

Возле железной дороги Кривой Рог – Днепропетровск, 20 августа 1941 года

Русские каждый раз повторяли с нами игру в кошки-мышки. Вот и в тот день мы преследовали их уже битых два часа.

– Почему нам приходится действовать в одиночку? Где же танки? – пожаловался Антон Антек старшему стрелку Пшибыльскому.

– Антек, дружище! Здесь неподходящая местность для танков, – ответил тот. – Кругом балки да болота. Сейчас, когда зарядили дожди, даже открытый вездеход нашего командира роты не везде тут пройдет.

И действительно, каждый шаг по размякшей пашне давался с невероятным трудом, и если бы сапоги на распухших ногах не сидели так плотно, то они давно потерялись бы в грязи.

Обер-фельдфебель Хильски решил сориентироваться и достал свою карту. Поводив по ней пальцем, он изрек:

– Нам пехать еще шесть километров, а через два часа начнет темнеть.

– Шесть километров! Уж не являются ли они теми самыми резиновыми километрами, о которых вы столько рассказывали, господин обер-фельдфебель? – язвительно спросил Нольте.

– Нольте, не пори чепухи! – раздраженно поставил его на место Хильски и, обращаясь ко всем, добавил: – Не могу ничем помочь, ребята. Потерпите еще немного!

– Быстрее не могу, у меня ведь нет крыльев, – в изнеможении простонал я и в следующее мгновение оказался лежащим в мягкой, пропитанной влагой грязи.

Залегла и вся рота – обрушившийся на нас град снарядов явно указывал на то, что русские собираются оказать сопротивление. Пять минут через наши головы в ответ стреляла немецкая артиллерия, а потом поступил приказ атаковать.

– Впереди плотная группа противника! Прицел четыреста! Роте приготовиться к атаке! Работаем повзводно! Огневое прикрытие обеспечивает отделение тяжелого оружия!

Вскоре послышались громкие хлопки от выстрелов минометов и грохот очередей крупнокалиберных пулеметов. Тут обер-фельдфебель Хильски поднял руку и скомандовал:

– Второй взвод! Приготовиться к атаке! Вперед!

Я вскочил и мелкой рысью устремился вперед – на большее в такой вязкой грязи меня просто не хватало. Мои боевые товарищи тоже поднялись и начали наступать широким фронтом. Мы бежали до тех пор, пока ноги в коленях не перестали сгибаться. Тут послышался глухой голос командира взвода:

– Занять позицию! Огонь!

Мое сердце бешено колотилось, а перед глазами плясали огненно-красные круги. В таком состоянии ведение прицельной стрельбы было невозможно, и я прекратил это бессмысленное занятие.

– Продолжать ведение огня! Необходимо поддержать первый и третий взводы! – немедленно зарычал Пфайфер.

Тем временем мое сердцебиение начало приходить в норму, и я стал различать за бруствером округлые каски противника, находившегося довольно близко. Установив визир пулемета на предельно короткое расстояние, я дал несколько очередей.

– Антек! Подай пулеметную ленту! У меня закончились патроны!

Позади послышался шорох, раздался громкий кашель, и мой приятель плюхнулся прямо в лужу. Смачно выругавшись, Антек протянул мне новую пулеметную ленту, и вскоре мой пулемет застрочил наряду с остальными пятью пулеметами взвода. Слева от нас залегшие было два других взвода вновь поднялись в атаку, и многие наши боевые товарищи, широко раскинув руки, начали падать на землю.

– В шестидесяти метрах от нас – русский фланкирующий пулемет! – немедленно распознал причину этого Хильски. – Гельмут, давай! Подави его!

Я дал по неприятельскому пулемету длинную очередь и сразу понял, что у русских пулеметчиков слишком хорошее укрытие.

– Не получается, господин обер-фельдфебель!

Тогда справа позади меня послышался голос моего третьего стрелка, долговязого Вайнерта:

– Беру их на себя! Прикройте меня огнем!

Я быстро перезарядил оружие, прицелился и за раз выпустил всю пулеметную ленту, так что ствол пулемета раскалился. Вайнерт рывком поднялся, пробежал метров десять-пятнадцать и одну за другой бросил по неприятельской позиции три ручные гранаты. Это были броски настоящего мастера своего дела – несмотря на расстояние, превышавшее пятьдесят метров, все три гранаты точно попали в цель. Раздались взрывы, и вражеский пулемет замолчал.

– Встать! В атаку! – немедленно зарычал Хильски.

Через несколько секунд наш взвод был уже на огневой позиции неприятеля. Пулемет оказался развороченным, но его расчет попытался оказать сопротивление – в нескольких метрах от вражеской позиции Пфайфер споткнулся и упал как подкошенный – пуля, выпущенная русскими из пистолета, попала ему в ногу. Тут подоспел Хильски и очередью из автомата