Михаил был везде и нигде одновременно.

Поймать и обезвредить сына можно было только едой или мультиками.

Мы с Игорем купили в «ИКЕА» четыре набора замочков для шкафов, заглушки на розетки и поролоновые накладки на углы. Также мы купили специальную ортопедическую обувь, чтобы походка Михаила была уверенной и достаточно модельной. Еще мы купили йод, зеленку для коленей, перекись водорода и бинты. Много бинтов. На сдачу взяли аскорбинку и пустырник, чтобы спокойно наблюдать, как наш дом превращается в руины по мере взросления Михаила.

Мы очень ответственно подошли к вопросу вертикализации сына.

До того как начать ходить, Михаил был шустрым, а после — шустрым и быстрым.

За минуту сын успевал превратить ванную комнату из «не стыдно свекрови показать» в «страшно войти даже мне».

Способность стоять на двух ногах открыла для Михаила новый, чудный мир журнальных столиков и книжных полок. Руки стали дотягиваться до того, до чего раньше только мечтали дотянуться: пульта от телевизора, пульта от кондиционера, маминой косметички.

«А чего ж вы раньше-то молчали, что у вас наверху так прикольно?!» — как бы спрашивал нас с Игорем сын.

Ценные вещи перекочевали с журнальных столиков на антресоли. Все остальное прибили к потолку. Все бьющееся и дорогое спрятали в сейф.

В какой-то момент мне стало казаться, что я медленно моргаю. Я закрывала глаза в человеческой квартире, а через секунду открывала, а вокруг, например, килограмм муки рассыпан. Или детской смеси. Или ребенок пластилин ест.

Один раз я вот так вот открыла глаза, а Михаил идет ко мне навстречу с бутылкой красного вина. Я вскрикнула от неожиданности (и радости, что дома, оказывается, есть вино), а Михаил испугался и выронил бутылку из рук.

Михаила мы отстирали.

Стекло собрали.

Ковер попытались отмыть и выкинули.

После того как Михаил стал ходить, прогулки стали напоминать филиал ада на земле.

Нет, я не хочу в коляску, я хочу бегать как сумасшедший.

А-а-а-а-а! Не догонишь, не догонишь!

А-а-а-а-а-а! Догнала, догнала!

А-а-а-а-а! Теперь давай в другую сторону!

Понеси меня!

Нет, я не хочу в коляску!

Нет я не хочу идти туда, куда хочешь идти ты!

Повторить.

Каждый день я вспоминала, как мне говорили бывалые мамы: «Ну ничего. Ходить научится — легче станет».

«Перепутали, наверное», — думала я.

«Говорить станет — будет легче», — думала я.

«Просто нужно немножко потерпеть», — думала я.

Так сильно я еще никогда не ошибалась.

Вранье, конечно, опять. Сначала было не слово, а какой-то хаотичный набор звуков.

Ататя. Атоте. Атотю.

Если поднапрячь слух и фантазию, то можно было уверенно врать всем интересующимся, что да, мол, говорит. Да много. Разное. Почему сейчас молчит? Настроения нет.

Почему-то все мамы очень сильно ждут от своих детенышей, чтобы первое слово было непременно «мама». Ну это как бы такое алаверды за то, что мама девять месяцев обеспечивала нового человека жильем посредством своего организма и потом испытывала некоторый дискомфорт при родах.

Сразу скажу, я человек логично мыслящий, поэтому понимала, что первым словом ребенка должно стать то, которое он слышит чаще всего.

В случае с Михаилом это должно было быть: «Мишанельзя», «Мишастой» или «ёпрст!».

Но Михаил повел себя как Егор и всех объегорил. Потому что первое слово у него было «тить». Это слово использовалось для определения всего прекрасного. Например, держателя для двери. В категорию «тить» попадали: большая лужа, плюшевая свинья, пластмассовые контейнеры с цветными крышками, туалетная бумага, крутилки у духовки, пятилитровые бутылки с водой.

Как видите, у парня широкий круг интересов.

После «тить» Миша, естественно, выучил слово, без которого жить не может: «мака». В переводе на человеческий — «макароны».

Как вы думаете, какое было Мишино третье слово? «Мама»? «Папа»? Мимо. Потому что это было «пока».

Потом Михаил научился говорить «дать», «открыть» и «включить». В принципе, некоторые мужчины вообще живут всю жизнь только с этим набором слов.

Я уже и не ждала, но тут оно. Напало внезапно и решительно. «Мама».

Мам. Мам. Ма-ам. Мама. Мама. Ма-а-а-м-м-м-ма-а-а-а-а-а. Мамамамамамама-ама.

Я уверена, что если у вас есть дети, то вы поняли, о чем речь. Сначала я подрывалась после каждого Мишкиного «мама» и бежала смотреть, что случилось. Потом поняла, что в 99 % случаев не случилось ничего и сыну просто нравится этот механизм.

В какой-то момент у Мишки случился словарный прорыв, и он стал много, уверенно говорить… на своем языке.

Жизнь заиграла новыми филологическими красками.

Что ни день — то головоломка.

Чтобы не быть голословной, в качестве примера приведу мою любимую задачку со звездочкой.

Опытным путем удалось выяснить, что желтый цвет в переводе на михаильский язык звучит как «гэ».

Почему?

Отвечает капитан команды знатоков Наташа Мишина.

— Потому что у Михаила горшок желтого цвета. Горшок желтый, значит, желтый — «гэ»!

И я получаю кубок Хрустальной совы.

Ура!

Были, конечно, и попроще задачки типа: «какока», «макока», «хеб». Ну тут даже высшего образования не требуется, чтобы понять, что юноша имеет в виду картошку, морковку и хлеб.

Как говорил кто-то из великих, дети посланы небом, чтобы дарить радость.

Как говорю я, дети посланы небом, чтобы постоянно позорить своих родителей.

Не будем далеко ходить. Михаил вместо слова «ката́ть» говорит «кака́ть». Например, хватает в магазине машинку, дико выпучивает глаза, вращает ими прямо за пределами орбит и орет: «Кака-а-ать! КАКА-А-АТЬ!» Смешно и стыдно. Больше смешно, конечно.

А вот когда кричит: «Сосите! О бозе! (Спасите! О боже!)» — больше стыдно.

Еще хочу добавить к вышесказанному, что дети посылаются нам, чтобы мы никогда не скучали. Я три дня отгадывала, что такое «пыпыш» и кто такая «Маша».