наибольший показатель (мощность) из всех других долей, составляющих геополитический потенциал — даже больший, чем экономика, не говоря уже о территории или демографических показателях. В общем смысле это правильно, но какова метрика, единица измерения этой доли? Она абсолютно не может быть финансовой, выраженной в военных бюджетах. Фактически, использование финансовых показателей — это то, что создало грубо искажённое и “исключительное” — следовательно, очень опасное — заблуждение со стороны многих американских мыслителей и политиков, которые приравнивают размер гигантского военного бюджета Америки к её военному потенциалу.

Многие военные аналитики начали отходить от ложных финансовых критериев при оценке военной мощи и тяготеть к реальному военному потенциалу. Как отметил капитан Корпуса морской пехоты США, ветеран американских войн Джошуа Уодделл:

Оценка военного потенциала по показателю расходов на оборону является ложной эквивалентностью. Все, что имеет значение, — это исходные, поддающиеся количественной оценке возможности и показатели эффективности. Например: авианосец стоимостью в несколько миллиардов долларов, который можно превзойти на несколько миллионов долларов в виде массированного ракетного заграждения или небольшой беспилотной авиационной системы (UAS), способной привести в негодность его полетную палубу, не сохраняет своей долларовой стоимости в реальном выражении. Как и танк M1A1, который побежден предметами домашнего обихода стоимостью 20 долларов и металлическим ломом, превращенным во взрывоопасный снаряд. Объединённая организация по борьбе с импровизированными угрозами располагает библиотекой, полной подобных примеров, и это без учета отдачи от инвестиций в производство оружия с точки зрения промышленного производства и развития потенциала, которые в настоящее время используются нашими обычными противниками.23

Так что же тогда представляет собой этот военный потенциал XM, который играет такую выдающуюся роль в модели геополитического потенциала? Формула для этого, опять же, довольно проста. Это:

где M1 — доля страны в глобальных военных расходах, M2 — военный потенциал национальной армии, M3 — военный потенциал военно–морского флота страны и, наконец, M4 — потенциал её стратегических ядерных сил. Как вы можете видеть, авторы этой модели по–прежнему упорно используют военные расходы в качестве одного из основных показателей, и именно здесь эта модель начинает давать серьезные сбои. Соединенные Штаты тратят на национальную оборону больше, чем Китай, Россия, Саудовская Аравия, Индия, Франция, Соединенное Королевство и Япония вместе взятые.24 Тем не менее, несмотря на это поразительное число, любому трезвомыслящему наблюдателю абсолютно ясно, что Соединенные Штаты находятся на пути непрерывного снижения военного потенциала против страны, которую они считали побежденной в холодной войне. Количественные модели, конечно, необходимы как один из инструментов, позволяющих взглянуть с другой точки зрения на вопросы, связанные с любым потенциалом, но то, что может работать в экономике или других областях, не описывает сложную реальность ведения войны и военного баланса. Почему, мы рассмотрим в следующих главах.

Глава 3

Как (на самом деле) рассматривать войну в цифрах

Чисто количественный, по сути линейный, подход к измерению военного потенциала страны1 имеет серьезный недостаток — он не работает. Но именно это делает использование такой ограничительной модели весьма поучительным, указывая на то, как не следует оценивать ни геополитический статус, ни военный потенциал. Почему же тогда неудача? Я и многие другие военные профессионалы много раз поднимали этот вопрос, указывая на то, что чистое сравнение военных расходов в долларовом эквиваленте (M1) является ложной эквивалентностью. Проблема здесь заключается не только в пресловутом обмене деньгами, при котором крупнейший военный транжира, Соединенные Штаты, не получает за свои деньги столько, сколько любой другой из его ближайших конкурентов. В конце концов, по цене единственной и все ещё находящейся на чертежной доске американской стратегической ракетной подводной лодки (SSBN) будущего класса Columbia, военно–морской флот России заплатил за восемь современных и вполне реальных стратегических ракетных подводных лодок проекта 955(A), известных как класс "Борей".2 Три из этих восьми подводных лодок уже находятся в эксплуатации.

Стоимость ПЛАРБ, конечно, даже отдалённо не может служить известным индексом Big Mack, который можно использовать для получения представления о покупательной способности различных валют, но это все равно довольно примечательное соотношение, если принять во внимание этот простой факт: Россия строит близкий эквивалент перспективных ПЛАРБ класса Columbia в США примерно за одну восьмую от стоимостиColumbia. Таким образом, представляется разумным предположить, что при рассмотрении астрономического военного бюджета США в размере примерно 700 миллиардов долларов в качестве показателя его военной мощи необходимо ввести серьезный фактор “сокращения”.3 В какой степени может произойти это сокращение? Конечно, не на одну восьмую, что увеличило бы объём в 700 миллиардов долларов примерно до 87,5 миллиардов долларов. Но, кроме того, необходимо учитывать тот факт, что Соединенные Штаты покупают очень дорогие военные технологии, которые явно не обязательно обеспечивают превосходящий военный потенциал. Другими словами, проблема не просто количественная, она качественная и доктринальная.

В 1976 году, беседуя с Джозефом К. Харшем из Christian Science Monitor, адмирал Стэнсфилд Тернер, тогдашний командующий силами НАТО в Южной Европе, с ясностью профессионала высшего уровня изложил одну из важнейших доктринальных прописных истин. Отвечая на вопрос о том, чей военно–морской флот, советский или американский, был лучше, Тернер ответил: “Важно не количество килей или размер кораблей. Это способность делать то, что может оказаться решающим в какой–то конкретной ситуации ”. Тернер уточнил: “Большой авианосец уязвим для ракетного удара большой дальности. Таким образом, огромное американское превосходство в ”проекции силы на берег" имеет большое значение в ситуациях, не связанных с советско–американской войной, но почти ничего не значит в такой войне".4

Соединенные Штаты тратят астрономические суммы, исчисляющиеся десятками миллиардов долларов, на строительство своих сил проекции мощи, в основе которых лежат непомерно дорогие атомные авианосцы (CVN) и десантные корабли. Хотя Россия не делает ничего подобного, она создает оружие, которое может гарантировать поражение таких сил в случае российско–американской войны. Россия делает это за ничтожную долю затрат и, поступая таким образом, навсегда меняет порядок ведения войны. Модель, выведенная в предыдущей главе5, не может объяснить это, даже когда принимается во внимание статус России с ограничениями на ядерное оружие, налагаемыми существующими и, возможно, будущими договорами, или без них, что значительно снижает статус России в случае успеха переговоров по ограничению стратегических вооружений. Но даже при сохранении Россией её нынешнего статуса, не ограниченного договорами об ограничении, авторы, оценивающие потенциал ядерного арсенала, по–прежнему предсказывали, что статус России с годами будет неуклонно снижаться.6 Авторы и их