Но все равно она возвращалась к туалетному столику матери. Примеряла ее атласные лифчики и туфли на высоком каблуке. Из кружевной сорочки делала себе платье до пола. Смотрела на свое отражение в зеркале и вдруг казалась себе смешной. «А может, лучше сшить бальное платье Кармилле?» — думала она и, воодушевленная этой мыслью, шла к своим куклам.

В какой-то из дней, оказавшись на перепутье между маминым столиком и куклами, Мися обнаружила ящик в кухонном столе. В этом ящике было все. Целый мир.

Во-первых — здесь держали фотографии. На одной из них был отец в русском мундире с каким-то товарищем. Они стояли, обнявшись, словно добрые друзья. У отца были усы от уха до уха. На заднем плане бил фонтан. На другой были головы папы и мамы. Мама в белой вуали, у папы — те же самые черные усы. Любимым снимком Миси стала фотография мамы с коротко остриженными волосами и лентой на лбу. Мама выглядела на ней, как настоящая дама. А еще у Миси была тут ее собственная фотография. Мися сидела на скамейке перед домом с кофемолкой на коленях. Над ее головой цвела сирень.

Во-вторых — здесь лежал самый ценный, по мнению Миси, предмет в доме. «Лунный камень», как она его называла. Как-то его нашел на поле отец и сказал, что этот не такой, как все другие камни. Он был почти идеально круглый, и в его поверхность вплавились маленькие крошки чего-то очень блестящего. Он был похож на елочную игрушку. Мися прикладывала его к своему уху и ждала какого-нибудь звука, знака от камня. Но камень с неба молчал.

В-третьих — был старый термометр с разбитой внутри трубочкой для ртути. Ртуть, таким образом, могла блуждать по термометру свободно, не стесненная никакими делениями, независимая от температуры. Она то растягивалась в струйку, то вдруг застывала, свернувшись в шарик, словно перепуганный зверек. То казалась черной, то, в следующий раз, была одновременно и черная, и серебристая, и белая. Мися любила играть термометром с запертой в нем ртутью. Она считала ртуть живым существом. Она назвала ее Искрой. Когда открывала ящик, то говорила тихонько:

— Здравствуй, Искра.

В-четвертых — в ящик бросали старую испорченную и немодную бижутерию, все эти дешевые лотошные покупки, перед которыми невозможно бывает устоять: порвавшаяся цепочка, с которой золотая краска стерлась и обнажала теперь серый металл, роговая брошка, тонкая и ажурная, представляющая Золушку, которой птицы помогают выбирать горох из пепла. Из бумаги блестели стеклянные глазки забытых перстней с барахолки, зажимы сережек, стеклянные бусинки различной формы. Мися восхищалась их простой бесполезной красотой. Смотрела в окно сквозь зеленый глазок перстня. Мир становился другим. Красивым. Она никогда не могла решить, в каком мире ей хотелось бы жить: в зеленом, рубиновом, голубом или желтом.

В-пятых — среди прочих вещей здесь лежал спрятанный от детей пружинный нож. Мися боялась этого ножа, хотя иногда представляла себе, как могла бы им воспользоваться. Например, защищая папу, если бы кто-нибудь захотел сделать ему что-то нехорошее. Нож выглядел невинно. У него была темно-красная эбонитовая рукоятка, в которой коварно спряталось лезвие. Мися видела когда-то, как отец высвободил его одним лишь движением пальца. Само это «щелк» уже звучало агрессивно и повергало Мисю в дрожь. Поэтому она старалась даже случайно не задеть ножа. Она оставляла его на месте, в глубине, в правом углу ящика, под картонными образками.

В-шестых — поверх ножа лежали собираемые годами маленькие картонные образки, какие Приходской Ксендз раздает детям, обходя прихожан после Рождества. Почти все они представляли или Ешкотлинскую Божью Мать, или маленького Иисуса в кургузой рубашонке, пасущего агнца. Иисус был пухленький, и у него были светлые кудрявые волосы. Мися любила такого Иисуса. Но одна из картинок представляла бородатого Бога Отца, развалившегося на небесном троне. Бог держал в руке поломанную палку, и Мися долго не знала, что это такое. Потом она поняла, что это Пан Бог держит молнию, и стала его бояться.

Среди образков валялся медальон. Это не был обычный медальон. Он был сделан из копейки. На одной стороне отштампован образ Божьей Матери, на другой орел расправлял свои крылья.

В-седьмых — в ящике побрякивали маленькие правильной формы свиные суставчики, которыми играли в кости. Мися следила за матерью, когда та готовила заливное из ножек, чтобы та не выбросила косточек. Самые ровненькие нужно было тщательно очистить, а потом высушить на печке. Мися любила держать их в руках — они были легкие и все такие похожие, такие одинаковые, даже от разных свиней. Как это может быть, задумывалась Мися, что все свиньи, которых убивают на Рождество или Пасху, все свиньи на свете имеют внутри одни и те же косточки для игры? Порой Мися представляла себе живых свиней, и ей становилось их жалко. В их смерти по крайней мере была одна светлая сторона — после них оставались кости для игры.

В-восьмых — в ящике складывали старые использованные батарейки Вольты. Поначалу Мися вообще их не трогала, так же как и пружинный нож. Отец сказал, что они еще могут быть заряжены энергией. Но понятие энергии, замкнутой в маленькой плоской коробочке, было необыкновенно притягательным. Это напоминало ртуть, плененную в термометре. Но ртуть можно было увидеть, а этой вот энергии — нет. Как выглядит энергия? Мися брала батарейку и несколько секунд взвешивала на ладони. Энергия была тяжелая. В такой маленькой коробочке должно было быть много энергии. Наверное, ее укладывали там, как капусту для закваски, и уминали кончиком пальца. Потом Мися касалась языком желтого провода и чувствовала легкое пощипывание — это из батарейки выделялись остатки невидимой электрической энергии.

В-девятых — Мися находила в ящике разные лекарства и знала, что их категорически нельзя брать в рот. Там были мамины таблетки и папина мазь. Но особенно белые мамины порошки в бумажных пакетиках вызывали у Миси уважение. Перед тем как их принять, мама бывала злая, раздражительная и у нее болела голова. А потом, когда она их проглатывала, она успокаивалась и начинала раскладывать пасьянс.

Ну и наконец, в-десятых — там были карты для пасьянса и игры в покер. С одной своей стороны все они выглядели одинаково — зеленые растительные узоры, но когда Мися их переворачивала, показывалась галерея портретов. Она часами разглядывала лица королей и королев. Пыталась отгадать связи между ними. Она подозревала, что, едва только ящик задвигается, они начинают вести между собой долгие разговоры, может, даже ссорятся между собой из-за придуманных королевств. Больше всего она любила пиковую даму. Та казалась ей самой красивой и самой грустной. У пиковой дамы был злой муж. У пиковой дамы не было друзей. Она была очень одинокой. Мися всегда искала ее в рядах маминого пасьянса. Искала ее и тогда, когда мама начинала гадать. Но мама слишком долго всматривалась в разложенные карты. Мисе становилось скучно, когда на столе ничего не происходило. Тогда она опять принималась копаться в ящике, в котором был весь мир.

В лачуге Колоски на Выдымаче жили змей, сова и коршун. Животным никогда не приходилось делить территорию. Змей жил на кухне, около очага, и там Колоска ставила ему миску с молоком. Сова сидела на чердаке, в нише замурованного окна, она была похожа на статуэтку. Коршун обитал у сводов крыши, в самой высокой точке дома, хотя его настоящим домом было небо.