Когда мы прибыли в дом приемов, нас проводили в столовую и усадили за длинный стол с национальными сладостями и бокалами сливовицы. Младич вошел в веселом настроении, в расстегнутой армейской куртке и в сопровождении начальника своей охраны. Нас предупредили, что при общении с нами, как с военнослужащими, он, скорее всего, будет чересчур прямодушен и приветлив – это была одна из причин, по которой Младича так обожали его люди. Поэтому во время полета было решено, что все мы откажемся принять гостеприимство Младича. Мы предполагали, что такой поступок вызовет обиду и тем самым заставит его понервничать и признать, что наш визит не является дружественным. Эта уловка сработала.

Младич оказался заметно взволнован, отвечая себе на вопрос, смогут ли военно-воздушные силы трех государств представлять какую-либо реальную угрозу для его армии, учитывая слабое использование авиации НАТО в конфликте в бывшей Югославии до этого момента. Командующие ВВС благоразумно предпочли надеть кожаные куртки и очки-авиаторы, а не свою парадную форму. Они в угрожающих выражениях описали огромные воздушные мощности, находящиеся под их командованием, и выдвинули свой откровенный ультиматум: дальнейшие атаки на безопасные районы нетерпимы, в противоположном случае будут начаты масштабные воздушные атаки, «если это необходимо – в невиданных доселе масштабах». Атмосфера в комнате стала ледяной.

Объяснения и мотивы

В предисловии к данной книге я описал понимание и объяснение информации как второй компонент моей методики разведывательного анализа ВООВ. Аналитики разведслужб должны задать себе вопрос: почему люди и учреждения, за которыми они наблюдают, действуют так, как это кажется на первый взгляд, и каковы их реальные мотивы и цели. Именно это мы и пытались установить во время того визита к Младичу. Это так же верно в повседневной жизни, как и в случае работы аналитиков разведслужб. Задача будет гораздо более трудной, если анализ проводится на расстоянии теми, кто воспитан в культуре, сильно отличающейся от культуры тех, кто представляет интерес для разведки. Мотивы действий противника также запросто могут оказаться неверно истолкованными, если вы пытаетесь спроецировать ряд собственных особенностей поведения на вашего противника. В международных делах существует опасность, если один лидер обвиняет другого в поведении, которое присуще ему самому. Это может быть циничной уловкой. Но это также может быть пугающей формой самообмана: лидер может бессознательно не принимать свои худшие черты, чтобы найти их в противнике. Тем самым он находится в состоянии отрицания и полагает, что его противники не обладают этими чертами.

Уверен, что вы тоже каждый день сталкиваетесь с подобным процессом в своем офисе.

Если речь идет о действиях военного лидера, то могут существовать и другие объективные факторы, объясняющие его действия, включая его относительные возможности и возможности противостоящих ему сил, географию и рельеф местности, погоду, а также историю, этнологию и культурную антропологию изучаемого общества. Неизбежно возникнут сложности, связанные с тем, что именно реакция общества на имеющуюся политику и действия других государств или даже оппозиционных сил может дать наилучшее объяснение вместе с пониманием истории, которая привела к моменту конфронтации. С самого начала боснийского конфликта в донесениях из региона говорилось об эксцессах со стороны различных противоборствующих группировок, являющихся общей чертой гражданских войн. Такие доказательства имелись. Но сначала было неясно, что составляет более глубокие мотивы действий войск Ратко Младича вплоть до ужасающих крайностей геноцида.

Выбор фактов не является нейтральным, и факты не говорят сами за себя

Одна из возможных причин, по которой мы можем неправильно понять информацию, заключается в том, что мы неявно или явно выбрали набор фактов, который поддерживает объяснение, которое нам нравится, и никакое другое. В предыдущей главе мы видели, что даже владение ситуацией не может быть отделено от образа мышления аналитика. Выбор того, на чем следует сосредоточить внимание, вряд ли будет полностью нейтральным. Биографам и историкам всегда приходилось сталкиваться с этой проблемой. Как писал британский историк Э.Х. Карр: «В общем и целом историк получит те факты, которые ему нужны. История означает интерпретацию»[25].

Реальность такова, какова она есть. Мы не можем вернуться назад во времени, чтобы изменить то, чему мы были свидетелями. Более правильно считать, что для наших целей реальность – это то, чем она была, когда мы делали наши наблюдения. Реальность неминуемо изменится за то время, которое нам потребуется, чтобы осмыслить увиденное. И мы воспринимаем только часть представленной картины. Но мы можем составить воображаемую карту реальности, на которой мы находим факты, которые, как нам кажется, известны, – и время узнавания этих фактов. Мы также сопоставляем эти факты друг с другом и с помощью нашей памяти дополняем их некоторыми деталями из нашего предшествующего знания. А затем мы смотрим на карту целиком и надеемся, что узнаем очерченную страну.

Как правило, факты могут иметь различное значение. В этом и заключается опасность ошибок в интерпретации фактов. Владелец магазина, столкнувшийся с молодым человеком, желающим купить большой мясницкий нож, вынужден спросить себя: передо мной член банды или стажер мясника? Позвольте мне привести пример, который Бертран Рассел использовал в своих лекциях по философии, чтобы проиллюстрировать природу истины[26]. Представьте себе куриную ферму, на которой куры шпионят за фермером – возможно, взломав его компьютер. Они обнаруживают, что он заказывает большое количество куриного корма. Заседает куриный Объединенный комитет по разведке, и к какому же выводу он приходит? Быть может, фермер наконец-то понял, что они заслуживают большего количества пищи, или что их откармливают на убой? Вероятно, если опыт кур сводился к счастливой жизни на открытом воздухе, то такой опыт может привести их к неспособности понять экономику птицеводства с точки зрения фермера. С другой стороны, куры, которых тысячами держат в плохо проветриваемом сарае, вполне могут быть готовы приписать фермеру самые худшие мотивы действия. Одна и та же тайная разведка, один и тот же факт, но с двумя противоположными интерпретациями. Такой подход верен в отношении большей части фактических данных.

Следовательно, для получения смысла в выводе из ситуации необходим контекст. А смысл – это конструкция человеческого разума. Он способен отражать наши эмоционально обусловленные надежды и страхи в той же мере, в какой он отражает объективную истину. Аналитикам разведслужб нравится характеризовать себя как «объективных», и как раз в главе 5 уделяется большое внимание выявлению множества возможных типов когнитивных предубеждений, которые могут исказить мышление такого аналитика. В конце концов, «независимый», «нейтральный» и «честный» могут быть более подходящими словами для описания опытных аналитиков, которые должны избегать влияния того, что, по их мнению, их клиенты отчаянно надеются услышать[27]. Большое искусство защитника в уголовном процессе состоит в том, чтобы выстроить объяснение вокруг сомнительных доказательств так, чтобы присяжные поверили в его обоснование того, что произошло, и, следовательно, в невиновность обвиняемого. Наблюдаемая способность действовать не может быть истолкована как реальное намерение предпринять такое действие. Первое легче оценить, учитывая хорошее владение ситуацией; второе всегда трудно понять, поскольку оно включает в себя способность приписывать мотивы, объясняющие ход действий. Вы можете знать детали своего контракта, согласно которым ваше руководство может уволить вас, но это не означает, что оно намерено это сделать в настоящее время.