Мы приземлились уже в потемках. В салоне зажегся свет. Веселый таможенник вошел в самолет, огляделся и, удивленно подняв брови, осведомился, где мои помощники.

— Билли вон там, — кивнул я в сторону сортира, — а Джон задержался во Франции. Обещал вернуться завтра.

— Ясно, — сказал он, небрежно проглядев документы, и буркнул: — Порядок, — а потом добавил: — Что-нибудь покупали?

Я отрицательно покачал головой, он весело присвистнул, помог мне открыть двойные двери и, как только подкатили трап, стал спускаться.

Билли заперся в уборной и не собирался вылезать. Поэтому мне пришлось призвать на помощь водителей автофургонов, приехавших за лошадьми. Разгружать было легче, чем грузить, но тело у меня ныло от синяков, и я был просто счастлив, когда выгрузка закончилась. Водитель вывел последнюю лошадь, невзрачную гнедую кобылку, очень похожую на ту, которую мы сегодня доставили во Францию, хотя у этой была другая попона. Но это, разумеется, не могла быть опять та же лошадь. Кому придет в голову возить одну и ту же лошадь туда и обратно? Я отвернулся и стал складывать части боксов, со вздохом подумав, что Билли мог бы оказаться и не таким активным, и забыл о случившемся.

На следующий день я зашел в контору и пригласил Саймона на ленч в пивную. Мы устроились за стойкой, и он привычно сгорбился над своей кружкой, очень напоминая верблюда на водопое.

— Так-то лучше, — сказал он, когда пива в кружке сильно поубавилось. — Ну как вчерашний перелет?

— Все в порядке.

Он задумчиво посмотрел на меня и спросил:

— Ты часом не падал с лошади в субботу?

— Нет, наоборот — выиграл, а что?

— Как-то скованно двигаешься.

— Ты бы поглядел на другого парня, — улыбнулся я в ответ.

Лицо Саймона расплылось в понимающей улыбке. Он усмехнулся:

— Я, кажется, уже поглядел. У Билли под глазом хороший фонарь.

— Ты его уже видел? — удивленно спросил я.

— Да, — кивнул Саймон. — Он побывал у нас утром. Общался с Ярдманом.

— Излагал свою версию?

— А что случилось-то? — поинтересовался Саймон.

— Билли полез в драку, — ответил я, пожимая плечами. — Ему очень не нравится мое происхождение. Абсурд какой-то. Мы не выбираем себе родителей.

— Ты к этому слишком серьезно относишься, — заметил Саймон, заказывая еще кружку.

Я покачал головой в ответ на его приглашение повторить и сказал:

— А как бы ты себя чувствовал, если бы был вынужден сталкиваться с этим изо дня в день? Если бы к тебе относились как к негодяю, болвану или завидному жениху? — Я, конечно, преувеличивал, но не слишком.

— Последнее как раз не так уж плохо, — улыбнулся Саймон.

— Половина лондонских мамаш пытаются тебя заарканить, — мрачно продолжал я, — а твоя собственная их только поддерживает.

— Невелико горе! — отозвался Саймон, решительно отказывавшийся увидеть в этом что-либо плохое.

— Им нужен не я, а мое имя. Титул. А остальные именно из-за этого титула и желают моей смерти.

— Ну, таких, как Билли, немного.

— А французы в конце восемнадцатого века? А русские в тысяча девятьсот семнадцатом? Они как раз были такими же, как Билли.

— Англичане любят свою аристократию.

— Ничего подобного! Они, правда, не собираются ликвидировать ее как класс, но только потому, что из-за аристократов хроника светских скандалов получается еще пикантнее. Но они делают все, чтобы лишить аристократию малейшего влияния. Для них мы только курьез, анахронизм, старомодные болваны. Они убеждают в этом всех вокруг, чтобы обезвредить нас, чтобы никто и не думал принимать нас всерьез. Взять хотя бы сегодняшнее отношение англичан к палате лордов. Да и тебе кажется смешным, что я устроился на эту вот работу, хотя ты совсем не удивился бы, если бы мой отец был фермером, учителем или владельцем пивной. Но я живу в сегодняшней Англии, а не в туманном прошлом. Я не анахронизм. Я Генри Грей, родившийся точно так же, как и все остальные. Я появился в этом мире и хочу жить, как все люди. Я хочу жить нормальной жизнью, а не призрачной жизнью бездельника, от которого требуется только одно: родить наследника, чего так жаждут мои родители.

— Когда получишь титул, можешь от него отречься, — спокойно сказал Саймон. Он заметил на стойке булавку и, машинально подобрав ее, воткнул себе в лацкан. За ним водилась такая странная привычка, из-за чего он был утыкан булавками, словно портной.

— Могу, но не отрекусь, — отозвался я. — Единственно, ради чего такое следовало бы сделать, — это если ты хочешь баллотироваться в палату общин, но мне это ни к чему. Я не политик. Отречение из-за других причин — это капитуляция. Я хочу, чтобы окружающие поняли: граф такой же человек, как и все остальные, и имеет с ними равные права.

— Но если ты преуспеешь, то все будут говорить, что дело в титуле, а не в таланте, — заметил Саймон.

— Верно, но есть парочка принцев, несколько сыновей герцогов и я... мы живем похожей жизнью. Я думаю, если мы не сдадимся, в конце концов к нам будут относиться как к личностям, а не как к носителям титулов. Еще пива хочешь?

— Очень хочу, — усмехнулся Саймон и добавил: — Первый раз слышу, чтобы ты так много говорил.

— Это все из-за Билли. Не обращай внимания.

— Это будет не так-то просто сделать.

— Знаешь, какая странная вещь случилась? Я весь в синяках, но на лице у меня ни царапинки.

Саймон подумал, отпил пива и сказал:

— Если бы он тебя разукрасил, у него были бы неприятности.

— Скорее всего.

— Ты не расскажешь об этом Ярдману?

— Нет.

— А почему?

Я пожал плечами и сказал:

— Может, потому, что Ярдман ждал чего-нибудь такого. Он отнесся очень иронически к моей просьбе дать мне работу. Он, похоже, догадывался, что рано или поздно я столкнусь с Билли. А вчера он не сомневался, что Билли мне задаст. Он даже по-своему меня предупредил.

— Что ты станешь делать?

— Ничего.

— А если еще раз придется лететь вместе с Билли? Ведь такое вполне может случиться.

— Может. Но тут уж все зависит от него. Я ему сказал это открытым текстом. Я никому ничего не скажу, как не сказал вчера. Но спускать ему такое не собираюсь. Полезет — получит сдачи. И уж из-за него я с работы не уйду.

— А на вид ты такой тихий и кроткий. — Саймон криво улыбнулся, уставясь в опять опустевшую кружку. — Похоже, — добавил он меланхолично, почти печально, — что кое-кто в фирме Ярдмана сильно ошибся на твой счет, Генри.

Я пытался заставить его объяснить, что он имел в виду, но из этого ничего не вышло.