Госпожа Масуда наконец разглядела, что за «сверток» привез хозяин, охнула и побежала исполнять распоряжение.

Генерал внес Мию на руках в банное помещение и раздел, не обращая внимания на суетившихся рядом прислужниц.

При виде странного украшения на шее девушки он мимоходом удивился и тут же забыл о нем, поглощенный тревогой.

Полет в мокром кимоно и ночевка на острове усугубили последствия переохлаждения. Даже магия, которую Акио осторожно вливал в Мию на протяжении всего пути, лишь замедлила развитие болезни. Руки и крохотные ступни девушки показались ему просто ледяными, а кожа неприятно холодной и влажной на ощупь. Она часто и хрипло дышала, иногда вскрикивала в бреду.

Сейчас это совершенное обнаженное тело не вызвало в Ледяном Беркуте никаких мыслей, кроме сводящего с ума страха потерять ее.

— Пошли прочь! — прорычал генерал служанкам, которые как раз заложили магические камни в офуро.

Проверил температуру воды, удовлетворенно кивнул и опустил Мию в воду. Девушка вскрикнула: «Горячо!»

— Терпи!

Она захныкала, открыла глаза и попыталась выбраться из бочки, но Акио удержал:

— Не дергайся, Мия. — Он старался, чтобы это прозвучало мягко, но получилось лишь чуть менее требовательно, чем обычно. — Так надо.

Мия была слишком слаба, чтобы спорить. Она бессильно откинулась на стенку офуро и снова закрыла глаза.

Из вновь накатившей апатии ее вывел плеск воды — Акио опустился рядом и обнял ее сзади. Так же, как было на мидзуагэ вечность назад. Но теперь в его прикосновениях не сквозило вожделения. Бережные и нежные, они согревали и вливали силы в измученное тело.

Кожа горела от обжигающе горячей воды, словно Мию опустили в крутой кипяток. Особенно больно было пальцам — их жгло, будто огнем.

— Пожалуйста, — выговорила она, с трудом шевеля губами. — Слишком горячо…

— Вода едва теплая, Мия. Камни только заложили. Дай руки.

Ее кисть утонула в ладонях Акио. Сначала онемевшая кожа ничего не чувствовала, а потом в пальцы словно хлынуло жидкое пламя. Мия не сдержала крика.

— Терпи! Вторую руку!

Болезненному воздействию подверглись и ноги. К концу этих странных банных процедур девушка задыхалась, по лбу стекали капли пота. Она чувствовала себя измученной, но при этом — странное дело — более живой, чем до офуро. Скрюченные пальцы пусть неохотно, но слушались. Мию все так же невыносимо клонило в сон, но теперь это был нормальный сон больного на пути к исцелению, а не тяжелое забытье, подобное смерти.

— Положи здесь, — сказал Такухати, обращаясь к кому-то, кто был в комнате. — И приготовь мою постель.

Потом рывком встал и вынул Мию. После офуро воздух показался ей очень холодным. Она стояла, закрыв глаза, и покачивалась, пока Акио вытирал ее полотенцем. Он старался делать это нежно, но Мия все равно морщилась и стискивала зубы. Покрасневшая от горячей воды кожа болезненно отзывалась на любое прикосновение.

Мия запомнила урывками, как он нес ее на руках, завернув в шерстяное одеяло. Как растирал резко пахнущей травами мазью — сначала от нее стало холодно, а потом по телу словно прокатилась огненная волна. Как будил, поднося к губам Мии обжигающий, приторно-сладкий напиток.

— Выпей, и я отстану. Ну!

Она покорно пила, слишком измученная, чтобы самой что-то решать или спорить. Акио не выпускал ее даже на мгновение, и от этого было хорошо — легко и спокойно.

Мягкая постель. Сильные заботливые объятия. Темнота.

За окном вовсю светило солнце, но в спальне генерала благодаря опущенным ставням царил полумрак.

Акио лежал на футоне, сжимая в объятиях свою находку. После лютого напряжения прошлой ночи он тоже нуждался в отдыхе, но сон не шел. Он чувствовал на шее теплое дыхание маленькой гейши и против воли улыбался ласковой, совсем несвойственной ему улыбкой. Пожалуй, из всех приближенных и домочадцев Ледяного Беркута только Хитоми Такухати доводилось видеть эту улыбку на лице брата.

Попалась! Теперь никуда не денется.

Чуть не потерял ее.

Он зарывался лицом в волосы девушки, вдыхал сладкий, сводящий с ума запах сакуры. И старался не думать, что с ней было эти полторы недели. Кто бы ни обрезал ей волосы, Акио найдет ублюдка, чтобы убить. А если этот кто-то успел обидеть Мию, умирать он будет долго.

— Моя Мия.

Солнце уже медленно тонуло в море, когда генерал открыл глаза. Мия спала на его плече, обнимая за шею. Ее щеки порозовели, она улыбалась во сне и выглядела здоровой.

Сонная, теплая, желанная до одури.

Его женщина.

Он почувствовал зверское возбуждение. Захотелось разбудить ее ласками и поцелуями, войти, взять, утолить голод по ее телу, услышать стоны…

Нет времени.

Акио не удержался и все же поцеловал нежные губы перед тем, как разжать ее руки и аккуратно положить хорошенькую головку на подушку. Девушка обиженно пробормотала что-то во сне.

Одевался он быстро, по привычке выстраивая план на ближайшие сутки. Десять — двенадцать часов пути до столицы, даже при худших раскладах он прибудет туда задолго до смены стражи. Успеет перехватить мелкого крысеныша Сасаки до того, как тот заступит на службу во дворец.

В том, что людей, преданных Асано, теперь ни в коем случае нельзя подпускать к младшей сестре, Такухати не сомневался. И пусть любая собака в Тэйдо знает, что Дзиро Асано не любил дядю и пытался занять его место. Долг велит Асано мстить, и клан будет мстить.

Но ничего. С этой проблемой Акио справится. Жаль, что придется оставить Мию…

Он задержался на мгновение перед выходом из комнаты, чтобы еще раз поцеловать ее.

— Я вернусь, — пообещал Акио.

Мии снился Джин.

Это не был один из тех пугающих реалистичных снов, в которых она отдавалась ему. Просто сон. Они лежали в обнимку, Джин целовал ее щеки, волосы и шептал «моя!», и Мия прижималась к нему теснее, подтверждая — да, твоя, только твоя.

Порой она выныривала из забытья, и оказывалось, что сон — совсем не сон, ее щека лежит на мужской груди, сильные руки удерживают Мию в надежных объятиях, а изматывающий страх и невозможный холод — позади. Мия улыбалась и снова засыпала.

Потом Джин поцеловал ее, пообещал вернуться и ушел. Сны Мии разлетелись пестрыми бабочками — путаные и бестолковые, как сны большинства людей. Последнее, что ей запомнилось, — тануки, который с важным видом объяснял Дракону Океану, как правильно варить саке. Дракон слушал и кивал, а иногда даже делал пометки в свитке, держа кисть длинным гибким усом.

Когда Мия проснулась, было темно. Сперва она даже не поняла, где находится. Обрывки воспоминаний никак не желали складываться в единую стройную картину.