Кенджи приглашающе хлопает по ступеньке рядом с собой. Я осторожно поднимаюсь по лестнице и усаживаюсь рядом. Мы смотрим на бывший перекресток, старые светофоры и клубки оборванных проводов на тротуарах.

– Ты же знаешь, что я японец?

Я киваю.

– Ну вот. Когда я рос, люди не привыкли видеть здесь такие лица, как у меня. Мои родители родились не здесь, они говорили по-японски и на ломаном английском. Это многим не нравилось. Жили мы в разношерстном районе, с невежественными соседями… Примерно в это время Оздоровление начало свою кампанию, обещая стереть разницу культур, языков и религий, а заодно и все остальное. Межрасовые конфликты случались тогда каждый день. По континенту прокатилась волна насилия – массовые драки в цветных кварталах, убийства на почве расовой ненависти. Если ты не того цвета и оказался не в том месте и не в то время… – Кенджи выставляет палец и делает воображаемый выстрел, – пиши пропало. Азиатским общинам досталось меньше, чем, скажем, черным: негритянские районы хлебнули по полной: спроси у Касла, он такое расскажет, что волосы дыбом встанут. Для нашей семьи проблемы начинались, только если мы куда-то выбирались все вместе: тогда местные начинали обзывать нас. Помнится, мама очень не любила выходить из дома…

Я напрягаюсь. Кенджи лишь жмет плечами.

– Отец, ну, ты понимаешь, не мог смолчать, когда говорили злые глупости о его семье. Он выходил из себя. Это с ним бывало нечасто, но уж если начиналось, то заканчивалось скандалом. Редко когда мирно расходились. Это не казалось прямо вот очень страшным, но мама умоляла отца не связываться, а он не мог. Я его не виню, – лицо Кенджи словно темнеет. – И однажды это плохо кончилось. Тогда все ходили с оружием, помнишь? Гражданские – и с оружием! Сейчас, при Оздоровлении, такого и представить нельзя, но тогда каждый был сам за себя. – Он помолчал: – Отец тоже купил пистолет. Сказал, на всякий случай, для самозащиты. И когда раздалась очередная ругань в нашу сторону, папа чересчур расхрабрился… и его застрелили из его же пистолета. А мама получила пулю, пытаясь прекратить скандал. Мне было семь лет.

– Ты тоже там был? – ахаю я.

Кенджи кивает.

– Видел все с начала до конца.

Я зажимаю рот обеими руками. Глаза щиплет от слез.

– Я никому не рассказывал. – Кенджи морщит лоб. – Даже Каслу.

– Как? – Я опускаю руки. – Почему?!

– Не знаю, – тихо говорит он, глядя куда-то вдаль. – Сперва все было еще слишком свежо. Слишком реально. Он пробовал расспрашивать, но я отрезал, что не хочу об этом говорить. Никогда. – Кенджи косится на меня. – Больше он не лез с вопросами.

Я смотрю на него, не находя слов. Кенджи отводит взгляд, говоря будто сам с собой:

– Так странно все это говорить… – Вдруг он всхлипывает, вскакивает на ноги и отворачивается, чтобы я не видела его лица. Я слышу, как он дважды резко втягивает воздух, а затем сует руки в карманы и говорит: – Похоже, из всех нас только у меня не было проблем с отцом. Я его любил до беспамятства.

Из головы не идет услышанное от Кенджи: сколько же мне еще предстоит узнать о нем, об Уорнере, обо всех, кого я считаю друзьями… Из задумчивости меня выводит голос Уинстона.

– Мы еще не все комнаты распределили, но получается неплохо, по спальням даже немного опережаем график, – говорит он. – С восточным крылом Уорнер уложился в рекордные сроки, переезжать можем хоть завтра.

Раздаются короткие аплодисменты. Кто-то одобрительно улюлюкает. Мы идем по нашему новому центру управления. Главные помещения еще не закончены, поэтому в основном мы смотрим на гулкий пыльный беспорядок, но мне понравится прогресс. Нашему отряду очень нужны спальни, больше туалетов, столов, студий – и настоящий штаб. Надеюсь, это станет началом нового мира, где я буду Верховным главнокомандующим (с ума сойти!).

А пока события, которые мы готовим, а я контролирую, еще только разворачиваются. Мы не будем объявлять войну другим секторам, пока не разберемся, какие командиры могут стать нашими союзниками. А на это опять-таки нужно время.

«Мир разрушали не за ночь, стало быть, и спасать его нужно не наспех», – часто повторяет Касл, и я считаю, он прав. Прогресс любит продуманные решения, да и отсутствие дипломатии для нас смерти подобно. Нам было бы куда легче, не будь мы единственными, кто ждет перемен. Нужно заключать союзы.

Утренний разговор с Каслом выбил меня из колеи – я уже не знаю, что у меня на душе и на что я надеюсь. Но я знаю, что несмотря на впечатление, которое произвожу на гражданских, я не хочу из одной войны бросаться в другую. Не хочу убивать всех, кто встанет у меня на пути. Люди Сектора 45 доверили мне судьбы своих близких – детей и супругов, ставших моими солдатами, – и я не хочу зря рисковать их жизнями. Я надеюсь постепенно разобраться. Я надеюсь, что у нас есть шанс, пусть и ничтожный, рассматривать это полусотрудничество соседних секторов и пяти верховных командующих как надежду на будущее. Вот только сможем ли мы объединиться без кровопролития?

– Это смешно и наивно, – говорит Кенджи.

Невольно оглядываюсь. Он спорит с Ианом Санчесом, долговязым тощим парнем, немного высокомерным, но с золотым сердцем. Среди нас только у Иана нет сверхспособностей, но для нас это неважно.

Иан подпирает стенку, скрестив руки на груди и глядя в потолок.

– Мне нет дела, что ты там думаешь…

– А мне есть, – перебивает Касл. – Мне интересно мнение Кенджи.

– Но…

– И твое тоже, Иан, – сразу добавляет Касл. – Но нельзя не признать, что как раз в этом вопросе Кенджи прав: нужно ко всему подходить с величайшей осторожностью. Мы не знаем, что случится завтра-послезавтра.

Иан раздраженно выдыхает:

– Я не об этом говорил! Я просто не понимаю, зачем нам столько места! Какая в этом необходимость?

– Подожди, а какая в этом проблема? – оглядываюсь я вокруг. – Чем тебе не нравится новое помещение?

Лили обнимает Иана за плечи.

– Иану просто грустно, – с улыбкой говорит она, – что больше не будет пижамных вечеринок.

– Что? – хмурюсь я.

Кенджи хохочет. Иан морщится.

– Я считаю, нам и так неплохо, – упрямо говорит он. – Зачем сюда переезжать? – он обводит раскинутыми руками огромное помещение. – Только искушать судьбу. Или вы забыли, что произошло, когда мы в прошлый раз оборудовали гигантский схрон?

Я замечаю, как Касл вздрагивает. По-моему, дернулись вообще все присутствующие.

Разрушенный «Омега пойнт», стертый бомбардировкой с лица земли… Десятилетия работы уничтожены за несколько минут.

– Такого больше не будет, – внушительно говорю я. – Кроме того, мы защищены лучше, чем тогда. У нас теперь есть целая армия. Здесь безопаснее, чем где бы то ни было.

Мои слова тут же встречают дружной поддержкой, но на душе неспокойно – ведь сказанное мной лишь полуправда. У меня нет способа узнать, что с нами будет и надолго ли мы здесь, но я точно знаю – нам необходимо больше места. Надо устроить магазин, пока никто не перекрыл снабжение: санкций от других континентов и их лидеров еще не последовало. Стало быть, надо отстраиваться, пока есть возможность.