остальным следовало не доверять, несмотря на то что многочисленные представители «непролетарских сил» были просто необходимы.

У Розы Люксембург нет такого рода понимания пролетариата, проникнутого социальным расизмом. Для неё частью трудящегося класса был тот, кто в его рядах и вместе с ним выступал против господствовавших условий, независимо от социального происхождения или социального положения этого человека. Практика, а не статус – таков был её критерий. Она понимала класс как движение.

Но и она не была вполне свободна от веры в избранность рабочего. В отличие от втайне разочаровавшегося руководства СДПГ, она ожидала от «рабочих» чуть ли не социально-генетического сродства с антикапиталистической, почти революционной, позицией. Задача политики заключалась согласно пониманию Розы Люксембург в том, чтобы пробудить эту позицию и высвободить её с помощью практики движения, как бы разбудить класс «поцелуем». Этого мнения она придерживалась до конца жизни, даже если оно не раз грозило ей отчаяться в «пролетарских массах», а то и вовсе потерять к ним доверие. Когда 4 августа 1914 г. фракция СДПГ в рейхстаге проголосовала за военные кредиты и большая часть «пролетарских масс», страстно желавшая добычи и чести, и украшенная цветами выступила в поход, Роза Люксембург со всей серьёзностью обдумывала самоубийство, чтобы привлечь и встряхнуть массы. Её французское «второе я» – по меньшей мере в вопросах войны и мира – социалист и пацифист Жан Жорес был убит во Франции в эти дни фанатичными сторонниками войны. Но и там ничего не произошло, и там «пролетарские массы» радостно двинулись на заклание.

В конечном счёте левые не обрели счастья со своим «революционным субъектом», рабочим классом, даже если рабочие при социологическом рассмотрении и представляли собой самую большую в обществе группу среди тех, кто, хотя бы временно воодушевлялся революционными идеями, а порой даже революционными действиями. В международном масштабе для отношения левых к рабочему классу в начале XX в. имели важное значение два направления, к которым и сегодня стоит присмотреться внимательнее: германские левые, которые группировались вокруг Розы Люксембург, и русские левые, которые принадлежали к большевикам, группировавшимся вокруг Ленина.

Оба направления видели в усилиях германской социал-демократии по приспособлению – а СДПГ считалась тогда образцом для многих пролетарских партий и движений в других странах, в особенности тех, ктобыл объединен во II Интернационале – «уклон» и «предательство» со стороны политических вождей. Они в конечном счёте не допускали мысли, что рабочие как «класс» не стремятся к социализму, а лишь составляют численное большинство людей, реагирующих на социалистические идеалы. Оба направления представляли понимание политики, в соответствии с которым социалистически-интернационалистские левые образовывали самую ясную в политическом отношении часть пролетариата и тем самым его политически активную чсать. Оба направления видели также в завоевании решающего влияния на рабочих условие улучшения мира в целом. Социализм оставался для них задачей рабочих. Представление о том, что движение к социализму не следует рассматривать как движение рабочих, было чуждо обоим направлениям. Непреходящая заслуга обоих направлений заключается в сохранении социалистической идеи в политической сфере – иначе, чем поступала СДПГ, которая хотела разве что сохранять её как ценность.

Оба направления различались, однако, коренным образом в следующем моменте: в то время как Ленин полагал вслед за Карлом Каутским, что пролетариат не может самостоятельно осознать свою роль как носителя социализма и поэтому такое сознание должно вноситься «извне», для Розы Люксембург социализм не был усваиваемой теорией, аналогом известных 10 заповедей. Просвещение «сверху» не только глубочайшим образом претило ей, но и противоречило в конечном счёте, на её взгляд, освободительному импульсу социализма. В её понимании пролетариат должен осознать свои задачи посредством переживаемой практики, через опыт собственных успехов, а в ещё большей степени – собственных поражений и убедиться тем самым в правильности альтернативы «социализм или варварство».

Образование, которое и для Розы Люксембург имело важнейшее значение – не в последнюю очередь именно она вместе с Францем Мерингом стала инициатором создания партийной школы СДПГ, где и преподавала, – она понимала не как средство «вносить отсутствующее сознание», т. е. навязывать кому-либо что бы то ни было. То, что предлагалось в сфере образования, она рассматривала как помощь для самопомощи. Освобождение начиналось для неё не только лишь после реализованного взятия власти (парламентским путём или в результате революции), но и в движении, которое было для неё немыслимо без усвоения широкого образования.

Поэтому она придавала партии другую функцию, нежели старая германская социал-демократия, с одной стороны, и русские большевики – с другой. Если для одних партия всё более превращалась в предвыборное объединение, которому надлежало завоевать возможно больше мест в парламенте и которое после поражения на выборах 1907 г. было готово ко всё большим уступкам шовинизму и милитаризму в Германии, то для других партия была механизмом, с помощью которого во время революции следовало взять власть для устранения совокупного зла прежней истории. В конечном счёте оба направления формировали тем более инструментальное и опекающее отношение к классу, ради которого они действовали, чем больших успехов добивались. Для Розы Люксембург оба варианта были ужасны.

Подобно тому, как когда-то просветители привели буржуазию к осознанию её собственных политических интересов и таким способом сделали способной к самостоятельному политическому действию, социалистическая партия должна была помочь пролетариату сформировать волю к собственному освобождению. Роза Люксембург хотела развить в пролетариате волю, которую нельзя было сокрушить никакой силой, к тому, чтобы, как писал Карл Маркс, «ниспровергнуть все отношения, в которых человек является униженным, порабощенным, беспомощным, презренным существом».

Ленин не мог простить ей этого «уклона». И по прошествии многих лет после её смерти он пять раз повторил в иезуитской манере «Она ошибалась», прежде чем снизошёл до однократного «Но…».

В вопросе о парламенте Роза Люксембург чувствовала себя связанной с Фридрихом Энгельсом, по мнению которого парламент предоставлял трибуну для революционной пропаганды – и только. Общество могло, на её взгляд, освободиться лишь в том случае, если освобождался пролетариат. Освобождение посредством практики, посредством постепенного изменения соотношения сил было для неё единственным рациональным путём освобождения. В центре намерений Розы Люксембург стоял не непрерывный прирост численности членов пролетарских организаций и избирателей, а нарастание самосознания и способности к политическому действию. Партия должна была формировать предложения для рабочих и предоставлять им принятие решений, считаясь даже с опасностью их отклонения, с чем следовало соглашаться в любом случае.

Проблема, которую Роза Люксембург все же не решила, заключалась в вопросе революции, хотя она была революционеркой, а может быть, именно поэтому. И в этом случае она оказалась сильнее в полемике, нежели в положительном объяснении. По меньшей мере в одном пункте