Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда через год она пришла ко мне в гости со своим женихом Михаилом, я поняла, что именно сочетание Любовницы и Царевны привлекло в ней ее суженого.
Михаил – успешный артист и бизнесмен. Он действительно талантлив. К сожалению, рядом с потенциальной звездой далеко не всегда оказывается женщина, которая верит в его талант и своей верой не расслабляет его, а вдохновляет работать над собой. Оксана стала такой женщиной.
Сочетание Любовница-Супруга-Императрица встречается очень редко, и это лучший синтез для Музы. Подобное сочетание являла собой Гала, супруга Сальвадора Дали. О великом художнике до его знакомства с Галой никто не знал и, как утверждали современники, никто и не узнал бы. Именно эта женщина начала создавать империю Дали.
Мне было приятно быть гостем на свадьбе Оксаны и Михаила. И я с радостью жду новостей о новой империи, которую они построят. Они оба очень талантливы, и я верю, что впереди у них великое будущее.
Оксана продолжает работать над собой. Иногда обращается ко мне за помощью, и мы работаем вместе. Когда ребята берут в жизни новый рубеж, мне очень приятно, что в этом их достижении есть кирпичики, заложенные моей легкой рукой.
А теперь вернемся к мифологии. Овидий в «Метаморфозах» пишет, что Зевс, видя, как страдает Афродита, повелел сделать Адониса смертным богом, и юноша полгода жил в подземном царстве, а другие полгода со своей любимой.
Мы можем интерпретировать миф так: для создания гармоничных отношений очень важно быть только наполовину Любовницей и не позволять себе полностью отдаваться страсти.
В скандинавском варианте тоже есть два окончания мифа. В одном богиня не нашла супруга. В другом – Фрейя стала соколом и отыскала Ода, таким образом соединившись с солнечным светом, который символизировал ее супруг.
Умение Фрейи превращаться в сокола, а также ее дар обращать людей в животных делают ее похожей на богиню темного царства Персефону: как Фрейя, она совместила в себе две женские ипостаси – была богиней любви и волшебства одновременно.
Когда христианство сменило язычество, Фрейю, недолго думая, окрестили ведьмой и сослали ее на Броккен, где она должна была праздновать Вальпургиеву ночь в окружении ведьм. По ее следам мы и отправимся, чтобы постичь самую загадочную ипостась женщины – архетип Царевны.
Дора Энджела Дункан родилась в мае 1877 года в Америке. Ее отец, обанкротившись, сбежал из дома, оставив жену с четырьмя детьми. В своей книге Айседора Дункан напишет: «Перед моим рождением моя мать, находясь в очень трагическом положении, испытывала сильнейшие душевные потрясения. Она не могла питаться ничем, кроме замороженных устриц и ледяного шампанского. На вопрос о том, когда я начала танцевать, я отвечаю: „Во чреве матери, вероятно, под влиянием пищи Афродиты – устриц и шампанского“… Я родилась под знаком Афродиты, вышедшей из морской пены; события всегда мне благоприятствуют, когда ее звезда восходит. В эти периоды жизнь моя течет легко, и я могу творить…»
Семья Дункан была настолько бедна, что не могла позволить себе нанять гувернантку или няню, и юная Айседора вместе с братьями были предоставлены сами себе. «Именно этой дикой и ничем не стесняемой жизни я обязана за вдохновение танца, который создала потом и который был лишь выражением свободы. Я никогда не слышала слова „нельзя“, которое, как мне кажется, делает жизнь детей сплошным несчастьем», – скажет великая танцовщица.
В 13 лет, считая школу совершенно бесполезной и убивающей творчество, она бросила учиться и принялась самостоятельно изучать искусство танца. Первую собственную школу танца Айседора организовала для соседских детей и преподавала в ней вместе со старшей сестрой. Школа стала очень популярна.
Помимо детских классов со временем были набраны «взрослые» группы – для обучения светским танцам. В 11 лет Айседора сделает запись в дневнике: «Среди учеников было двое молодых людей: один – начинающий доктор, а другой – аптекарь. Аптекарь отличался поразительной красотой и назывался чудным именем – Верной… Я безумно, страстно влюблена… Это увлечение продолжалось два года, и мне казалось, что я глубоко страдаю. В конце концов он объявил о своей предстоящей свадьбе с молодой светской девушкой из Окланда. Свое отчаянное горе я излила на страницах дневника и до сих пор помню день свадьбы, и все, что я перечувствовала, когда увидела его идущим по церкви рядом с бесцветной девушкой под белой вуалью. После этого я перестала с ним встречаться… Такова была моя первая любовь. Я была безумно влюблена, и мне кажется, что с той поры не перестаю быть влюбленной».
В 18 лет Айседора убедила всю свою семью переехать в Чикаго, где, по ее мнению, можно было быстрее добиться успеха и славы на ниве искусства. Тут ее поджидала любовь – рыжий поляк Иван Мироский, который был старше ее почти на четверть века и, к тому же, оказался женат. «Когда он, наконец, не удержался от искушения поцеловать меня и попросил стать его женой, я решила, что это будет самая большая и единственная любовь моей жизни», – напишет потом Айседора.
Однако семья девушки, узнав о существовании жены, ожидающей Ивана в Европе, настояла на разрыве этой связи и переезде Дункан в Нью-Йорк.
Выступления Айседоры были сенсационными: отрицавшая классическую школу балета, девушка танцевала босиком, в прозрачных одеждах, выражая в движении свои сиюминутные чувства, и этим покорила изысканную публику светских салонов. У начинающей танцовщицы появились деньги, она тут же отправилась в Европу, надеясь, что там ей откроется магический мир великих поэтов и художников.
Получив известие о смерти Ивана Мироского, Айседора со свойственной архетипу Любовницы легкостью подружилась с его женой. Они проводили время вместе, вспоминая ушедшего возлюбленного.
Тогда же Дункан открыла мир лондонской богемы. «В камине, в бутербродах, в крепком чае, в желтоватом уличном тумане и в английской манере растягивать слова есть что-то невыразимо привлекательное, и если до сих пор я была очарована Лондоном, то с этой минуты я его горячо полюбила», – напишет она о том времени. «Выступления мои имели большой успех: газеты печатали восторженные статьи, все видные люди Лондона приглашали меня на обед или чашку чая, – вспоминала Айседора. – Как раз тогда в жизнь мою вошел юный поэт, только что покинувший университетскую скамью Оксфорда. Обладатель нежного голоса и мечтательных глаз, он происходил из рода Стюартов. Ежедневно, уже в сумерках, он приносил в наше ателье три или четыре томика и читал мне стихи Суинбёрна, Китса, Браунинга, Россетти и Оскара Уайльда. Он любил читать вслух, а я обожала его слушать».
Поддавшись уговорам брата, Айседора оставила-таки Лондон и переехала в Париж. «От волнения, что мы находимся в Париже, мы вставали в пять часов утра и начинали наш день с танцев в Люксембургских садах; затем бродили по Парижу и подолгу осматривали Лувр. Кроме Лувра, мы посещали Собор Парижской Богоматери, музеи Клюни, Карнавала и другие. Я была особенно восхищена группой Карпо перед зданием Оперы и фигурой на Триумфальной арке. Не было статуи, перед которой мы не стояли бы с немым благоговением; наши юные американские души стремились ввысь от радости, что мы, наконец, вкушали плоды той культуры, к которой так долго шли».