он сгреб с нее фишки, и с пулеметной скоростью высадил их, одну за другой, в скальную стену. Его руки, мечущие черные и белые кружочки, размазались в воздухе, двигаясь быстрее, чем было заметно глазу. Ван Фань с восхищением уставился на символ инь-ян, выписанный игровыми фишками на камне скалы, словно мозаика.

- Ваше искусство поразительно, мудрец Цзюй, - выдохнул юноша, нисколько не покривив душой. - Вы открыли мне глаза сегодня, - тот довольно покивал, польщенный похвалой.

- Зайди ко мне завтра, малыш, - улыбнулся Цзюй Соу. - Я расскажу тебе о правилах шахмат и облавных шашек.

***

Ван Фань и Шэнь Сянъюнь уже несколько минут молча ждали за спиной мужчины, стоящего перед мольбертом, и то и дело подносящему кисть к листу бумаги на нем. Стройный и рыжеволосый, этот человек носил красный жилет, словно в тон причёске, поверх белого халата. Тонкие черты его лица были исполнены сосредоточенности.

Будь Сяо-Фань один, он либо прервал бы неизвестного художника, либо прошёл бы дальше, но его новая старшая терпеливо ждала, и он следовал её примеру, развлекаясь разглядыванием рисуемой картины. Она была мало похожа на традиционное искусство востока своей композицией - в ней отсутствовали привычные для картин Поднебесной статичность и спокойствие. Изображение, выводимое на плотном листе бумаги неизвестным, выглядело сделанной в движении фотографией, даже больше - неумелой и поспешной фотографией, сделанной в запаздывающей попытке щелкнуть на телефон нечто интересное. Заросшее высокими травами поле, изображенное на переднем плане, было повернуто под углом к зрителю, а несомненный главный элемент картины - фигура человека в остроконечной соломенной шляпе и длинном халате, - и вовсе демонстрировал наблюдателю спину. К тому же, художник испытывал явные трудности с человеком в шляпе - его кисть то и дело останавливалась над ним, задерживаясь на мгновение, и опускалась, так и не сделав мазок. Из-под полы халата, там, где должны были виднеться стопы, обутые или босые, не выглядывало ничего, и кисть художника все не решалась это изменить.

- У идущего по полю должны быть не ноги, а змеиный хвост, - по наитию сказал Сяо-Фань, все же понявший, что ему напоминает изображённое на картине.

Сянъюнь ожгла его яростным взглядом, но художник даже и не думал обижаться на прервавшего его юношу. Наоборот, он издал радостный возглас, и дополнил картину двумя быстрыми, извилистыми линиями. Отложив кисть, он с довольным видом обозрел нарисованную фигуру, утратившую человеческий облик, и повернулся к детям, сияя улыбкой.

- Не иначе, само милостивое небо послало тебя мне, маленький братец, - с приязнью обратился он к Ван Фаню. - Как твое имя? - тот привычно представился, поклонившись.

- Называй меня просто - Художник, - кивнул мужчина. - Рад познакомиться с тобой, Сяо-Фань. Как ты понял мое затруднение с обликом изображенного на картине создания? - его взгляд рассеянно мазнул по безмолвно стоящей рядом с Ван Фанем девочке, несказанно удивленной происходящим. Художник ошарашенно моргнул, словно не понимая, откуда взялась здесь дочь лекаря, и поспешно добавил:

- Доброго дня, Сянъюнь, - та молча кивнула.

- Я видел этого старца во сне, мудрец, и говорил с ним, - ответил на заданный вопрос Сяо-Фань. - Он показался мне мудрым и могущественным.

- Как странно, - задумчиво нахмурился Художник. - Я тоже видел во сне это существо, и оно приковало к себе мое внимание сразу же, пусть и виделось мне мельком. Я не мог не перенести его облик на бумагу, но, едва начав, понял, что забываю его черты раньше, чем моя кисть касается картины. Благодарю тебя, Сяо-Фань, без твоей помощи я так и не смог бы отпустить этот образ. Но хватит обо мне, - встряхнулся мужчина. - Что привело тебя в долину Ванъю, маленький братец? Ты искал меня, или кого-то из Семерых Мудрецов?

- Я гощу у доктора Шэня, пока он заботится о моем здоровье, - ответил юноша. - Старшая сестра Сянъюнь знакомит меня с обитателями долины, - кивнул на девочку Ван Фань. - Мы уже повидались с мудрецом Цзу Соу.

- Уся-цзы принял Сяо-Фаня в ученики, и попросил отца излечить его от недугов, - добавила Сянъюнь.

- Замечательно, - удовлетворенно улыбнулся Художник. - Я, несомненно, увижу тебя в будущем, Сяо-Фань - Уся-цзы заботится не только о телесной крепости своих подопечных, но и о богатстве их ума. Я наставлял твоих старших в деле рисования, и с радостью поделюсь знаниями с тобой. Заходи ко мне в любое время, и мы побеседуем о красоте и силе изобразительного искусства, самого глубокого и изощренного из Четырех Искусств. А сейчас, я вынужден распрощаться с вами, - он перевел сосредоточенный взгляд на задний двор своего дома. - Меня ждут дела.

***

- Хоу Да, разве я не говорила тебе, что играть в клумбах - запрещено? - раздался строгий женский голос из глубины утопающего в разноцветной растительности садика.

Сяо-Фань и Сянъюнь пробирались к источнику этого голоса с некоторым трудом - тропинке, ведущей между клумб, было отдано места намного меньше, чем самим посадкам, и докторская дочь то и дело одергивала юношу сердитым шепотом, напоминая, снова и снова, чтобы он не сломал какой цветок ненароком.

Тем временем, ответа на голос не было слышно - ведь не считать же за собеседника разоравшуюся с чего-то обезьяну? Но серьезный женский голос продолжил отчитывать неведомого Хоу Да:

- Мне нет дела до того, кто из твоих братьев виноват - Хоу Сань, или Хоу У. Ты, как старший, отвечаешь за всех них. Или, быть может, Хоу Эр справится с заботами старшего лучше тебя? - лишь новая порция обезьяньих воплей была ей ответом, но женщина, тем не менее, заговорила вновь, и недовольства в ее голосе поубавилось:

- Хорошо, я приму твои извинения на этот раз. Вашим наказанием будет то, что всю оговоренную работу на этот месяц вы выполните бесплатно. Никаких сладостей, и уж точно никакого вина.

Сянъюнь и Ван Фань тем временем добрались до говорившей. Ей оказалась невысокая женщина в алом халате, с вплетенной в длинную косу алой же шелковой лентой. Ее голову прикрывал белый платок, защищающий от солнца, а руки были скрыты полотняными перчатками. Лицо ее, юное и свежее, пристало бы и девушке, не достигшей двадцати лет, но что-то подсказывало Сяо-Фаню, что она - много старше: осанка ли, или же выражение лица, либо и вовсе нотки усталой сердитости в ее голосе, который продолжал выговаривать неизвестному Хоу Да.

-