будет для меня упрекать вас во всех ваших несправедливостях тогда, когда они будут уже менее глубоко волновать меня и когда я сумею сообщить вам, что презираю вас, что говорю с величайшим безразличием о вашей измене, что я позабыла обо всех своих радостях и всех своих страданиях и что я вспоминаю о вас лишь тогда, когда считаю нужным! Я готова согласиться, что вы имеете немало преимуществ передо мною и что вы внушили мне страсть, которая лишила меня разума, но вам не приходится тешить этим свое тщеславие; я была молода, я была доверчива, меня с детства заперли в этом монастыре, мне случалось видеть лишь людей непривлекательных, я никогда не слышала похвал, которыми вы меня осыпали непрестанно; мне казалось, что я обязана вам прелестями и красотою, которые вы во мне находили и на которые вы мне открыли глаза; я слышала много хорошего о вас, все вокруг меня высказывались в вашу пользу, вы делали все, что нужно было, чтобы пробудить во мне любовь; но я освободилась, наконец, от этих чар, вы не мало способствовали этому, и я должна признаться, что весьма в этом нуждалась. Возвращая вам ваши письма, я тщательно сохраню оба последних, которые вы написали мне, и я буду перечитывать их еще чаще, чем первые, дабы избегнуть новой слабости. Ах! чего стоит мне расстаться с этими слабостями и как я была бы счастлива, если бы вы согласились позволить мне любить вас! Я вполне сознаю, что я еще слишком поглощена своими укорами и вашей неверностью, но помните, что я обещала себе обрести внутренний мир и что я добьюсь этого или решусь на самый отчаянный поступок, о котором вы услышите без особого сожаления; но я ведь более ничего не хочу от вас, что за безумие так часто повторять одни и те же вещи; надо расстаться с вами и более не думать о вас; мне думается даже, что я не стану более писать вам; разве я обязана давать вам точный отчет во всех своих изменчивых чувствах?

ДОПОЛНЕНИЯ

ПОРТУГАЛЬСКИЕ ПИСЬМА

Часть вторая

К читателю

Шумный успех, вызванный переводом пяти Португальских писем, внушил кое-кому из знатных людей желание увидеть перевод нескольких новых писем, случайно попавших им в руки. Первые стали столь хорошо известны публике, что следовало испытывать справедливое опасение, отдавая на ее суд эти новые письма; но коль скоро они написаны женщиной светской, стиль которой сильно разнится со стилем монахини, я подумал, что это различие может понравиться и что само сочинение не так уж неприятно, чтобы публикацией его я не снискал, пусть даже в малой степени, одобрения читателей.

Письмо первое

Итак, вы как будто рассердились на меня, пусть даже ненадолго, и я, питая к вам самую нежную, самую трепетную страсть, на какую только способно любящее сердце, доставила вам горькие минуты? О, как бы я себя терзала, если бы нарушила обещанную вам верность! Ведь повинна я лишь в избытке нежности и в том, что не могу простить себе вашего гнева. Но зачем же вам все-таки надобно меня терзать? Разве я не вправе сетовать, разве я не оскорбила бы вас в вашем чувстве, если б смогла безропотно допустить, что у вас хватает силы утаить от меня что бы то ни было? Ах, боже мой, я то и дело корю себя в душе за то, что неспособна до конца излить вам всю мою страсть, а вы хотите сокрыть от меня все, что делается в вашем сердце! Ежели во взгляде моем порою слишком явно читается любовное томление, мне кажется, что это лишь сильнее оттеняет мою нежность, но зато несколько умаляет мою пылкость. Когда же в глазах моих слишком явно проступает живость чувства, томление мое заставляет меня корить их с той же силою, и, как бы выразительны они ни были, мне представляется тогда, будто сказала я далеко не все, а вы меж тем скрываете от меня сущий пустяк. О, как ваш поступок задел меня и какую бы жалость я вам внушила, ежели бы вы могли понять все, о чем я тогда подумала. Но почему же я столь любопытна? Почему мне все хочется читать в вашей душе, где я нашла бы только безучастность, быть может, даже неверность? Ваша сдержанность говорит о присущей вам добропорядочности, и я вам признательна за то, что вы храните вашу тайну. Вы хотите избавить меня от горечи, с какою бы я узнала о вашем полном безразличии, и вы скрываете ваши чувства лишь из сострадания к моей слабости. Ах, почему вы мне показались иным в начале нашего знакомства? Кто знает, мое сердце сумело бы биться созвучно с вашим. Но вы решили любить меня не слишком пылко лишь после того, как убедились, что я от вас без ума. И все же сдержанны вы не по свойству вашего характера. Вы вспыльчивы, я почувствовала это вчера вечером, но, увы, ваша вспыльчивость неспособна довести вас до гнева, вас может задеть за живое лишь то, что вы почитаете оскорблением. Неблагодарный, чем досадила вам любовь, что вы так дурно ее разделяете? Почему на мою пылкую страсть вы не отвечаете тою же страстностью? Почему ваши стремления не направлены к тому, чтобы ускорить минуты нашего блаженства? И кто бы мог сказать, увидев, как вы быстро покидаете мою комнату, гонимый из нее досадою, что вы не спешите появиться в ней, когда вас призывает любовь? Но я вполне заслужила такое обращение: ведь я могла бы и приказывать вам, но под стать ли сердцу, беззаветно отданному вам, диктовать законы? Что и говорить, вы справедливо его за это наказали, и я, должно быть, умерла бы со стыда, если б поверила, будто могу управлять хоть одним своим поступком. О, вы отлично знали, как подобает карать такого рода возмущение! Помнится ли вам, с каким наружным спокойствием вы предложили вчера вечером помочь мне не видеться больше с вами? Как вы только смогли предложить мне это средство или, вернее сказать, как вы могли подумать, что я способна на него согласиться? Ибо любовь моя слишком уязвима, и мне было бы гораздо горестнее убедиться в том, что вы подозреваете меня в каком-либо преступлении, нежели увидеть, как вы его совершаете. Я гораздо ревнивее отношусь к собственной страсти, чем к