Странно, в моей жизни одновременно сочетались случайность и неизбежность. Выбор профессии, решение жениться, завести ребенка, потом следующего и еще одного, стремление найти место в большой юридической фирме – все это получалось само собой. Профессию я выбрал из духа противоречия, женился – потому что не видел причин не жениться; первое решение привело меня в большую юридическую фирму, второе – обернулось тремя детьми.

23

В понедельник мне позвонил директор детективного агентства. Спросил, нахожусь ли я еще в Сиднее, могу ли зайти к нему. Дескать, разговаривать, видя собеседника, лучше, чем по телефону.

Воскресенье я провел в гостиничном номере. Не знаю, почему ночь с субботы на воскресенье оказалась бессонной, почему я смотрел фильмы по платному телеканалу – боевик, любовную драму, семейную комедию и порно, почему пил виски, хотя обычно предпочитаю пиво или вино. Похоже, мне захотелось напиться. Во всяком случае, проснувшись утром, я почувствовал, что все еще пьян. Я остался в постели и провалялся целый день. Собирался позвонить детям, но сначала было слишком рано, а потом слишком поздно.

Не помню, чтобы я вообще когда-либо напивался так, тем более намеренно. Конечно, мне доводилось видеть пьяных; мать моего компаньона Кархингера, темпераментная уроженка берегов Рейна, воспитала жизнелюбие и в сыне, поэтому во время корпоративных вечеринок он мог заложить за воротник, начинал приставать к девушкам-стажеркам. Я всегда относился к нему несколько свысока. Немного свысока я поглядывал и на жену, когда ей доводилось выпить лишнего. Ни по образу жизни, ни по складу характера она не была алкоголичкой; после аварии мне пришлось объяснять это не только полиции, но и детям, которые даже упрекали меня, хотя ее смерть оказалась для меня и без того тяжелейшим ударом. Но иногда от нее пахло спиртным и ее пошатывало. Порой, когда она являлась домой в подобном виде или я, вернувшись поздно, заставал ее такой дома, мне приходилось ложиться спать в кабинете. Ее пьяный храп был невыносим.

Поднявшись вечером с кровати, я устыдился. Пошел в зал для фитнеса, позанимался на беговой дорожке, поработал с гантелями. Я был один, поэтому сначала отыскал кнопку, чтобы выключить музыку, потом другую, которая поднимала жалюзи. Такими порт и бухту я еще не видел. Темное небо было затянуто тучами, которые громоздились, будто горная гряда. Иногда между ними сверкали молнии, освещая края туч зеленоватыми, синеватыми или белыми отблесками. На черной воде пенились гребешки волн; в море не было видно ни катеров, ни кораблей.

Приняв душ и одевшись, я спустился на лифте в холл, вышел из отеля. Улицы, как и бухта, опустели. Промчалась санитарная машина с сиреной и мигалкой, будто шторм уже обернулся первыми жертвами. В остальном было тихо. Воцарился штиль. Бушевал прибой, но волны разгонял не ветер, море кипело само по себе.

Затишье перед бурей угнетало, и когда она разразилась, это принесло облегчение. По улицам пронесся шквальный ветер, погнав по площади перед отелем обрывки бумаги, картонные стаканчики, пластиковые пакеты и жестяные банки; ветер подхватывал мусор, закручивал в воронки, и маленькие смерчи неслись по мостовым наперегонки. Внезапно похолодало, с неба обрушился град, ледышки загрохотали по навесу перед входом, стараясь разбить его вдребезги. Вернувшись в холл, я смотрел, как град покрывает площадь и улицы белым подрагивающим слоем ледышек.

Персонал отеля и гости говорили о большом граде 1999 года, вспоминали диаметр ледышек, размер нанесенного ущерба, количество жертв. То, что я видел сейчас, была просто обычная гроза с градом.

Когда град прекратился и начался ливень, я вышел на улицу. Вскоре я промок и замерз. Но шуршать ногами по ледяному, тающему под дождем покрову, шлепать по лужам, разбрасывая ледяные капли воды, доставляло такое удовольствие, что меня не останавливали ни промокшие ноги, ни боль в боку, оттого что я, поскользнувшись, упал. Я побрел к порту, где дождь, море и берег слились воедино. Захватывающее зрелище. Вселенский потоп.

Но потом холод и сырость проняли меня, я вернулся в отель. Остаток воскресенья я провел вполне благоразумно, хорошо выспался и не менее благоразумно начал утро понедельника. После телефонного разговора с директором детективного агентства я вызвал такси и поехал к нему.

24

Секретарша проводила меня к директору, который, выйдя из-за письменного стола, поздоровался, предложил мне сесть в кресло возле стола, а сам вернулся на прежнее место. Директор был таким, каким я себе его и представлял: пожилым, с брюшком, лысым. Подобно всем мужчинам моего возраста, лысым и с брюшком, он вызвал у меня гордость за отсутствие у меня брюшка и лысины.

– Мы нашли ее. – Расположившись поудобнее, он ждал от меня выражения признательности.

Мне знакомо это по моим коллегам. Они исполняют то, что им положено или поручено, получают за это деньги, но, сверх того, им хочется одобрения и похвал. Нередко они интересничают, заставляя чуть ли не клещами вытаскивать из них каждое слово отчета о выполненном поручении. Своих сотрудников я отучил от подобной манеры. Директора детективного агентства я бы, пожалуй, отучить не сумел. Признательно кивнув, я нетерпеливо спросил:

– Где она?

– Дело оказалось непростым. Она живет здесь уже двадцать лет, но… – Он сделал паузу, покачал головой и продолжил говорить лишь после того, как я повторил: «Но?..» – Но она находится здесь нелегально. Она въехала в Австралию по туристической визе, а позднее не позаботилась ни о виде на жительство, ни о разрешении на работу, ни о гражданстве, ни о медицинской страховке – ни о чем. Нам не удалось проследить, где она проживала эти двадцать лет и чем занималась. Сегодня она живет на побережье, к северу отсюда, в трех-четырех часах пути. Видимо, у нее есть деньги в Германии, она расплачивается немецкой кредитной картой. Поэтому она ускользнула от внимания регистрационных служб; если бы она здесь работала, открыла банковский счет, ей пришлось бы предъявлять документы, которых у нее нет.

– Под какой фамилией она живет здесь?

– Ирена Адлер. Это ее девичья фамилия, которая одинаково хорошо звучит по-немецки и по-английски. Говорят, английским она владеет в совершенстве.

– Что вы выяснили о ее контактах с Художественной галереей?

– Она предложила картину куратору, тот взял ее, навел справки и не обнаружил ничего подозрительного; картина упомянута в списке ранних произведений Карла Швинда и не значится в «Реестре пропавших произведений искусства». Тем временем к картине проявили интерес другие музеи; на этой неделе «Нью-Йорк таймс» опубликовала большую статью о нашедшемся шедевре.

Похоже, сотрудники детективного агентства нашли в Художественной галерее человека, который каким-то образом сумел ознакомиться с документацией куратора и с архивом иммиграционного ведомства, после чего они поспрашивали тут и там, выяснили, где проживает Ирена Гундлах. Я рассчитывал на большее. Надеялся узнать, где она жила раньше, чем занимается и кем она стала теперь. Одновременно я сознавал всю нелепость таких надежд: я ведь не спрашивал об этом, а поинтересовался только тем, принадлежит ли картина ей и находится ли Ирена в Австралии.