За мелкие ошибки мать наказывала меня оскорблениями, а за ошибки покрупнее объявляла мне бойкот длиною от одного дня до месяца.

Голос она повышала редко. Хотя в моменты, когда она срывалась на крик, мне становилось очень страшно и я хотела провалиться сквозь землю. Но чаще всего она просто шипела на меня злым голосом: “Ты дефективная”. Еще она любила повторять, что я бестолочь, мерзавка, скотина, эгоистка, неблагодарная дрянь и ее любимое: “Да что-о-о это такое! Зла не хватает!” Эти слова часто были последними, что я слышала перед бойкотом.

Мать почти никогда меня не била, до синяков во всяком случае дело не доходило. В исключительных случаях мне прилетали пощечины. А так из физических наказаний было в основном дерганье за руку и толчки. Еще мать несколько раз швыряла в меня предметы. Например, когда мне было 7 лет, она бросила в меня огромный старый стул, который с грохотом упал в 5 сантиметрах от меня и поверг меня в состояние шока. А еще как-то она бросила в меня сырую котлету так, что та попала мне в лицо. Но больше всего она любила хлопать дверью. Со всей дури, так, что штукатурка с потолка сыпалась. И главное – молча, лишь только яростно сверкнув глазами. Это также был один из излюбленных ею способов объявления бойкота.

Часто перед объявлением бойкота она говорила мне злым голосом: “Иди к себе и подумай о своем плохом поведении!” А я чувствовала себя тупой, потому что никак не могла понять, что такого плохого я сделала. И, даже простив меня, она никогда не объясняла, почему она изначально злилась.

Бойкот предварялся запугиванием – швыряния, хлопанье дверью, сверкание глазами. Это все для того, чтобы внушить вину, показать, что она виновата и не просто так с ней не разговаривают. На это есть веская причина. Мать хочет, чтобы девочка посильнее страдала, поглубже осознала свою никчемность и греховность.

А бойкотила она меня жестко и часто. Моя жизнь была похожа на жизнь в колонии строгого режима. Шаг вправо, шаг влево – бойкот. В те дни, когда я была “виноватой” и мать со мной не разговаривала, она общалась со мной командами: “Елена, иди ешь!”, “Елена, пора спать”, “Елена, просыпайся!”, “Елена, иди учи уроки!”, “Елена, иди домой!” Надо ли говорить, что с тех пор я просто ненавижу свое полное имя».

Когда мать общается командами «иди туда», «не делай то» – это тоже вариант бойкота, и Елена правильно это понимает. Здесь контакта нет, нет общения, нет любви, которая нужна ребенку как воздух. От мамы веет холодом и неприступностью тюремного надзирателя. Мать не спрашивает, не отвечает на вопросы, не смотрит, не улыбается, не проводит вместе время, а только кормит и следит за режимом.

С виду может казаться, что мать выполняет свои обязанности по заботе о ребенке, ведь у дочки все есть: накормлена, в школу отправлена, уроки сделаны, спать положена. Но каждый бойкот – это маленькая смерть. Это наносит тяжелую травму.

Прощение

«Прощение наступало без предупреждения и без объяснений, иногда на следующий день, иногда через неделю, иногда через месяц. Просто в одно прекрасное утро мама, улыбаясь, заходила в мою комнату и ласково говорила: “Солнышко, пора вставать! Завтрак уже на столе. Иди умывайся и кушай, а я пока постель заправлю”. Я просто не верила своему счастью. Мама меня простила! Жизнь продолжается!»

Мама непредсказуема: то наказывает, то прощает. Почему она наказала, почему простила, Лена не понимала. Никаких объяснений, никаких ориентиров. Лена не знает, как надо себя вести, что можно, что нельзя. Надо читать мамины мысли, угадывать ее настроение. В такой непредсказуемой и неконтролируемой ситуации ребенок живет в постоянной тревоге. Дети, испытывающие непредсказуемый и неконтролируемый стресс, впоследствии страдают от депрессии, тревожностных расстройств или комплексных посттравматических стрессовых расстройств.

Ребенок дезориентирован: «мама здесь или не здесь? могу я рассчитывать на нее, могу я ей доверять?» Впоследствии это мешает устанавливать доверительные отношения с близкими. Появляется желание вцепиться в человека и не отпускать, потому что в любой момент он может исчезнуть, как это делала мама. Или, наоборот, возникает нежелание никого подпускать к себе близко, чтобы не переживать боль отвержения. Игнорирование в детстве – причина многих проблем в отношениях, в крайних случаях – причина расстройства личности. Чаще всего это пограничное расстройство личности, центральным симптомом которого является страх отвержения.

Окружающие

«Сейчас я понимаю, что мать воспитывала меня для окружающих. Я была ей нужна исключительно для поддержания статуса в кругу соседей и друзей. Она хотела иметь воспитанную, беспроблемную отличницу, которая производила бы хорошее впечатление на других людей. И она делала все, чтобы я этому соответствовала. Например, если она хотела, чтобы я при других людях молчала, то резко, но незаметно дергала меня за руку или сильно сжимала мне пальцы. В гостях и дома, когда у нас были гости, она всегда держала меня за руку под столом, чтобы в случае чего всегда можно было ее как следует сжать.

Поэтому я, опасаясь болезненных последствий, вела себя по принципу “молчи, за умную сойдешь”. И у меня это хорошо получалось. Знакомые родителей действительно считали меня умной».

Мать заботилась только о своем образе великой матери, а чувства ребенка ей были неинтересны. Она боялась осуждения и затыкала Елене рот в присутствии людей. Этим она ограждала дочь от общения с другими, чтобы не только она одна ее игнорировала, но и другие тоже. Тираны для лучшего управления жертвами создают стену, отделяющую их от тех, кто может спасти и помочь, изолируют от окружающего мира.

Мать дергала Лену за руку, как будто дергала за короткий поводок непослушную собаку. Когда гости приходили, она сжимала руку, чтобы не выглядеть критикующей мамашей и производить хорошее впечатление. Такой же короткий поводок использовала мать из знаменитой истории про Джипси Роуз Бланчард, описанной в документальном фильме «Мертвая мамуля» (Mommy Dead and Dearest, 2017, реж. Эрин Ли Карр). Мать искалечила эту девочку, объявила ее неходячей больной и постоянно собирала деньги на лечение дочери. Девочка перенесла несколько ненужных и очень болезненных операций. Мать на публике постоянно держала Джипси за руку по той же самой причине, что и мать Елены, чтобы, не дай бог, дочка не сболтнула лишнего. Джипси была под постоянным контролем 24 часа в сутки, мать неустанно следила за ней и никуда не отпускала. Когда Джипси подросла, она сбежала