общем, да, – согласилась Мирослава.

Андриевский попрощался с детективом и вышел в приемную.

Глава 7

Закончив с оформлением договора и выпустив автомобиль клиента за ворота, Морис прошел в кабинет Мирославы, сел напротив нее, проговорил задумчиво:

– Красивая была женщина эта – Елена Валентиновна Андриевская.

– Да, судя по ее прижизненной фотографии, дурнушкой она не была, – согласилась Мирослава и толкнула в сторону Мориса фотографию погибшей.

– Пока вы здесь разговаривали с клиентом, я успел насмотреться на нее во всевозможных ракурсах, – сообщил Миндаугас.

– Она что, выкладывала в интернет свои фотографии?

– Нет, в основном это делал сын Олег на своих страницах. Много там и семейных фотографий.

– Выходит, что мальчик любил свою мать, – обронила Мирослава.

– Что в этом удивительного? – спросил Морис, искренне любивший свою собственную мать.

– Ничего, – ответила она. – Меня скорее удивляет то, что ее любил муж.

– А что, мужьям воспрещается любить своих жен? – Миндаугас недоуменно изогнул правую бровь.

– Не в этом дело, – поморщилась Мирослава.

– А в чем?

– В том, что жена Андриевского была старше его на двадцать лет.

– По-моему, она тщательно следила за собой, – произнес он.

– Почему ты так решил?

– На снимках не бросается в глаза разница в их возрасте.

– Тебе только так кажется. Вспомни пословицу: «Хоть в работе, хоть на ложе, а все лучше помоложе». Впрочем, это бы нас не касалось, если бы Елена Андриевская не дала себя убить.

– Не понимаю, как убийство может быть связано с разницей в их возрасте, – недоуменно проговорил Морис.

– Если убивают одного из супругов, то под подозрение попадает второй. А тут и мотив налицо, – проговорила она небрежно.

– Вы что же, подозреваете Андриевского? – изумился Морис.

– Почему нет?

– Он мог просто развестись с ней, если она, конечно, и впрямь надоела ему.

– Развестись легко небогатым людям. А Андриевскому пришлось бы делить имущество с женой. Да и сына…

– Вы сами не верите в то, что вы говорите, – не без иронии заметил Морис.

– Может, ты и прав, – легко согласилась она. – Меня удивляет то, что эта версия не пришла в голову Наполеонову.

– Может, и пришла. Откуда вы знаете?

– Если бы Шура начал подозревать Андриевского, то он бы не разгуливал так свободно по городским окрестностям.

– Шура мог проверить алиби мужа убитой и таким образом убедиться в его невиновности.

– Ну да, ну да, – покивала она.

– По-моему, вы недооцениваете разыскной потенциал своего друга детства, – заметил Миндаугас.

– Что ты, Морис! Я не заслуживаю столь суровых укоров с твоей стороны, – рассмеялась Мирослава.

– В версию с алкоголиком вы тоже не верите? – спросил, проигнорировав ее иронию, Миндаугас.

– Скажем так, – попыталась она уйти от прямого ответа, – я в ней сильно сомневаюсь.

– Тогда, может быть, стоит начать с единственной родственницы Елены Валентиновны Андриевской? – предложил Миндаугас.

– Пожалуй, так и поступим, – согласилась она. – Вот только что-то подсказывает мне, что разговор с младшей сестрой Елены Валентиновны мало чем сможет нам помочь.

– Это все происки вашей интуиции, – пошутил он.

– И не говори! Скоро мне предстоит убедиться в правильности ее намеков.

– Надеюсь, вы не собираетесь прямо сейчас отправиться к Кустовой?

– Нет, я сделаю это завтра утром.

– Но позвоните вы ей сегодня?

– Нет, Морис.

– Завтра утром?

– Я вообще не собираюсь звонить Александре Валентиновне, потому что намереваюсь застать ее врасплох.

– Навряд ли у вас это получится, – заметил Морис.

– Это еще почему? – удивилась Мирослава.

– Потому что, узнав о гибели сестры, Кустовая находится в трауре. И это вне зависимости от того, в каких отношениях она находилась с Еленой Валентиновной при ее жизни.

– Оптимист, – обронила Мирослава.

– Что? – Морис широко распахнул свои серо-голубые глаза.

– С чего ты взял, что Кустовой известно о том, что ее сестра погибла?

– Ну как же, разве Эммануил Захарович… – начал он.

– Я уверена, что Андриевский не звонил Кустовой, – ответила Мирослава. – И знаешь что?

– Что?

– Давай отбросим мысли о расследовании до завтра и подумаем об ужине.

– Об ужине я уже подумал заранее.

– И что на ужин?

– Курица и салат.

– У меня потекли слюнки.

– Вот возьмите, – он протянул ей свой белоснежный платок.

– Что это?

– Слюнки вытрите и пойдемте на кухню.

Мирослава взяла у Мориса платок, тщательно вытерла им мордочку кота, развалившегося в кресле, и вернула платок Миндаугасу.

Кот, не подозревавший до поры до времени ни о каком утирании, недовольно встряхнулся и спрыгнул на пол.

– Бедняга, – посочувствовал ему Морис, – я, как и ты, не ожидал этого от твоей хозяйки. Так что извини.

Дон посмотрел на него своими большими янтарными глазами, которые на этот раз ясно говорили: «Плохо ты еще знаешь нашу хозяйку. Но я-то умудренный годами общения с нею кот».

За ужином явно чувствовалось отсутствие Наполеонова. Об этом говорила съеденная всего лишь наполовину курица и едва тронутый лимонный кекс.

У Мориса было такое подозрение, что Мирослава вообще могла бы ограничиться на ужин чаем с клубникой, которую она очень любила. Хорошо, что хоть Дон отдал должное куриной грудке. Коту всегда доставалось самое лучшее белое мясо.

После ужина все вместе пошли на пруд и пробыли возле него до темноты, которая не была густой, а напоминала скорее старинные фиолетовые чернила, разбавленные слезами вечерних рос.

Мирослава с Морисом сидели на скамье, а Дон расположился на вершине замшелого валуна.

Когда один из самцов лягушки зашелся на самой высокой ноте в своей серенаде, Мирослава объявила скучным голосом, что она, пожалуй, пойдет спать. А то эти лягушачьи страсти на разрыв души до такой степени растрогали ее сердце, что она, того и гляди, поймает первого попавшегося обитателя пруда, поцелует его, и у них в коттедже поселится еще один принц.

Морис улыбнулся краешком губ. Ему было приятно слышать, что Мирослава считает его принцем.

Бедный влюбленный и не догадывался о том, что кота Дона Мирослава также считала прекрасным принцем. Именно этот принц и увязался за ней в хозяйскую спальню.

Июньская ночь пролетела мгновенно. Все встали рано.

После завтрака Мирослава сразу же отправилась в город. Ей хотелось застать Александру Валентиновну Кустовую дома до ухода на работу, если она, конечно, работала.

Раннее утро позволило детективу избежать ловушки из пробок и до наступления жары оказаться возле дома, в котором жила Кустовая.

Обычная типовая двенадцатиэтажка. Вместо консьержа домофон.

Мирослава набрала номер квартиры на первом этаже и на вопрос «Кто там?», ответила:

– Почта.

Дверь открылась. На десятый этаж, чтобы не терять времени, Мирослава поднялась на лифте.

Дверь квартиры, в которой жили Кустовые, находилась в правом углу лестничной площадки. После того как Мирослава коснулась звонка, она почти сразу открылась.

На пороге стоял мужчина в пижамных штанах, майке и с махровым полотенцем на шее.

– Вам кого? – спросил он, удивленно разглядывая Мирославу.

– Вы, вероятно, Иван Платонович Кустовой.

– Ну да, – недоуменно кивнул он.

– Я детектив, Мирослава Волгина, – она провела у него перед носом своими развернутыми корочками частного детектива. Он не успел еще сфокусировать на них взгляда, как она продолжила: – Мне нужна ваша жена Александра Валентиновна Кустовая.

– Это еще зачем? – в его голосе прозвучали едва заметные нотки неудовольствия и подозрительности.

– Убита ее сестра Елена Валентиновна Андриевская, – решила не церемониться Мирослава.

Глаза мужчины широко раскрылись и