Мы поднимаемся по лестнице, я встаю напротив квартиры Дэна, сморю в глазок с покорной невинностью. Виновато улыбаюсь и давлю на звонок. Марго держится так, чтобы ее не заметили.

— Ты? — раздается удивленный голос за дверью.

— Я согласен, Дэн. Сделаю всё, что захочешь, только накорми, — умоляю я.

Дверь распахивается. Улыбка Дэна наталкивается на мой изменившийся взгляд. Он замечает Марго, вытягивается от удивления и хватается за телефон. Не тут-то было! Мы мешаем ему захлопнуть дверь перед нашим носом, и вваливаемся в квартиру.

— Тиски, он здесь, — успевает крикнуть Дэн, прежде чем сваливается обездвиженным под напором моей ненависти.

— Про какие тиски он болтал? — спрашивает Марина, отключая выпавшую трубку.

— Тиски — это инструмент, — успокаиваю я, потирая разболевшуюся от напряжения голову. Сеансы парализации не проходят для меня бесследно.

— Как только увидишь его, сразу бей в лоб! Усек? — наставлял Тиски Кабана, пока шел от ресторана к джипу. — Чтобы он отключился и ничего не успел предпринять.

— Врежу.

— Только совсем не пришиби, мальчишка мне нужен живым. И ломать ему ничего не надо.

— А Голубок, вроде, базарил, что…

— Ты чё, под Голубком ходишь? — Тиски остановился. Кабан ошалело замер под напором жесткого взгляда Тиски. — Тогда слушай меня. Оглушить, шапку на голову и удавку на шею.

— Какую шапку?

— Любую, лишь бы ему глаза закрыть.

Около машины сплевывал кровавую слюну угрюмый Моня.

— А с девсонкой, сто делать? — спросил он.

— Ты что сипишь? — удивился Тиски.

— Девку однорукую на вокзале застукал, хотел под себя подмять. А фраерок колченогий ему в подбородок лбом саданул. Моня, чуть язык не откусил, — заржал Кабан.

— Я девку заметил, а его нет.

— Надо глаза разуть и соображаловку включить, братан, когда на дело идешь!

— Да кто ж знал, что хмырь рядом.

— Хорош базар. Погнали! — приказал Тиски, садясь в машину.

Марго без тени сомнения переступает через безвольную руку свалившегося Дэна и бросается к тумбочке в прихожей.

— Чего застыл? Ищи деньги! — шурует ящиками она, опустив котенка на пол.

Вот дела! Еще утром я возмущался кражей в магазине, а сейчас участвую в ограблении квартиры. Назовем это справедливым возмездием.

— Ух, ты! Это же наши паспорта, Пашка. Смотри! — потрясает Марго найденными документами. — Лежали сверху. Да теперь мы, куда хочешь, умотаем. А это что? Ничегосеньки! Личные дела. Твое и мое. Для чего он их приготовил?

Марго сует паспорта в джинсы и исчезает в комнате. Слышно, как она бесцеремонно обыскивает квартиру.

Я с волнением открываю папку со своим именем на обложке. На первой странице анкетные данные. Я родился в Москве шестнадцать лет назад. Значит, все-таки, я из Москвы! Тут же имена родителей: Алексей Викторович и Наталья Олеговна. Леша, Наташа! Эти имена недавно вернула мне память, теперь буду знать отчества. А ниже… Кто это? Неужели та малышка, которая порой всплывает из подсознания моя сестренка?

Я закрываю глаза, память медленно прорывается через пласт забвения. Звонкий смех, пухлые ножки, торчащие из-под розового платьица, сваливающийся на лоб белый бант. Точно! Я вспомнил! У меня есть сестра Лена! Совсем маленькая, ей только три годика, но сейчас она должна вырасти.

Листаю дальше. Краткие сведения об автокатастрофе. 29 декабря, Московская область, Дмитровское шоссе, заснеженная дорога. «Камаз» по неизвестной причине выехал на встречную полосу, водитель сбежал. Мои родители погибли на месте, а сестра… Я нахожу нужную строчку, и сердце обрывается.

Ну почему так несправедливо!

Леночка не выросла. Она так и осталось трехлетней.

Из папки вываливается конверт с московским адресом. Он не запечатан. Внутри свежая выписка из моей медицинской книжки. Что за дела, кому его хотели отправить? Внимательно читаю адрес — нотариальная контора на проспекте Вернадского. Название проспекта мне кажется знакомым. В конверте записка Дэна. Он сообщает, что я вспомнил, как катался на горных лыжах, гонял на велосипеде, а в школу меня мама возила на машине.

Кисель трепло! Об этом я рассказывал только ему!

Еще Дэн пишет о прогрессе в лечении моего паралича.

Кого интересуют подробности моей жизни в интернате?

— Пашка, ты где застрял? Сюда! — зовет Марго.

Я захожу в комнату. Марина сидит около работающего ноутбука.

— Дэн вел видеозапись своих извращений. Полюбуйся, что он смотрел, когда мы пришли.

Она нажимает кнопку воспроизведения. На мониторе Кисель и Дэн. Обнаженный Кисель стоит на четвереньках у кровати, а Дэн в черных кожаных трусах и черной жилетке шлепает его по заду и шепчет мерзости. Вот он надвигается и расстегивает молнию. Я знаю, что подобное насилие существует, но никогда не видел этого в реальности. К горлу подкатывает тошнота. Вспоминаю свое унижение от Дэна, хватаю ноутбук и грохаю им об пол. Монитор раскалывается.

— Сдурел! — возмущается Марго. — Можно было на рынке толкнуть.

— Мы пришли за деньгами. Вот и ищи!

— Нет нигде.

— В одежде посмотри.

Марго роется по карманам в прихожей. Я подхожу к пианино. Кажется, что музыкальному инструменту не место в квартире извращенца. Но Дэн действительно когда-то окончил музыкальную школу и умеет играть. Рядом на полке книги по музыке. Я перебираю их и нахожу «Нотную грамоту».

Вот так удача! Я обещал учебник Вонючке.

Я пихаю потрепанную книгу вместе с личными делами за пояс.

— Нашла его кошелек! — радуется Марина, пересчитывая купюры. — Теперь на билеты хватит.

Мы стоим над поверженным Дэном. Он хлопает глазами, но не может пошевелиться. Я сожалею, что парализовал его рот. Так хочется выпытать про странное письмо, которое он приготовил. Кому предназначен отчет о моем физическом состоянии?

Дэн беспомощно валяется у наших ног, и во мне пробивается росток жалости. Во что я ввязался. В кого я превращусь, если буду парализовывать людей и пользоваться этим. Неужели я поступаю мерзко?

Марго, с присущей ей непосредственностью, поддевает ногой подбородок Дэна.

— Может, зубы ему раскрошить? — Она замахивается ногой. — Хочешь пососать мои грязные кроссовки беззубым ротиком, суслик?

Перед моими глазами сцена насилия над Женькой Кисилевым. Скольких мальчишек Дэн использовал для своего удовольствия? И что с ними стало потом? Росточек жалости смывает поток гнева. Он начал первым! Он заслужил настоящее наказание.