Полиция приехала

Меня до сих пор трясет

Большой палец Дани неуверенно замер над виртуальной клавиатурой смартфона.

                   Я могу что-то для тебя сделать?

Нет

Я пока могу только сидеть в кровати

И смотреть дурацкие комедии

Оставшиеся сообщения пришли, уже когда Даня спускался в метро.

Но спасибо тебе, что предложил

Это очень мило с твоей стороны, Даня

Давай потом еще раз на кофе вместе сходим?

Было что-то неправильное в том, чтобы чувствовать подобное окрыление в такой ужасный день. Но в жизни Дани было столько всего странного и неправильного, что он привык.

Заброшенный Речной

В субботу после завтрака матушка положила перед Стасом небольшую коробочку в яркой обертке.

— Это тебе подарок, — сказала она и замерла, довольная собой, предвкушая реакцию сына.

Мысленно Стас вздохнул от облегчения: значит, не зря перестраховался ударом о батарею, — раскладушку, полученную в наследство от деда, в мастерской реанимировать не смогли.

— Спасибо, ма!

Он сорвал обертку, отметив, что паттерн на ней — машинки с клоунами — скорее подошел бы для подарка шестилетке, чем ему, студенту-первокурснику. «Для меня ты всегда остаешься маленьким», — говорила матушка, когда он делал ей замечания на этот счет, поэтому Стас решил, что и в этот раз с него не убудет, если он промолчит.

В конце концов, у него теперь нормальный телефон. Возможно, со всеми этими соцсетями и современными мессенджерами жизнь станет веселее. Он не раз слышал, что люди становятся от всех этих штук зависимыми, — а Стасу бы хоть чем-то растрясти пыльную коробку своей жизни. Он не чувствовал в этом искренней необходимости, но знал, что текущее его состояние ни к чему хорошему не ведет.

— Сразу запиши мой номер, — сказала матушка, только черный экран вспыхнул анимированной заставкой. Но все было не так просто.

Телефон обрушил на Стаса целый список требований: введите имя, электронную почту, зарегистрируйте отпечатки больших и указательных пальцев, придумайте пароль из не менее чем восьми символов…

За эти десять минут Стас узнал, как чувствуют себя старики, сталкивающиеся с необходимостью осваивать новые технологии. Пока разобрался, как вставить симку и регистрировать контакты, не раз с досадой подумал, насколько раньше мир был проще.

Матушка тем временем домыла посуду и вернулась к столу.

— Ну что? — нетерпеливо спросила она, подсовывая заранее заготовленную бумажку со списком номеров, без которых, по ее мнению, Стас бы никак не обошелся. Тетя Лида шла в списке второй.

— Занимаюсь, — пробормотал он, пытаясь приноровиться к виртуальным кнопкам. Интересно, это у него пальцы толстые или все пользователи смартфонов постоянно промазывают мимо клавиш?

— Так что, Стасик, — придвинувшись на доверительное (некомфортное) расстояние, матушка зазвучала заговорщицки, словно речь шла о какой-то тайне. — Ты подружился на факультете с мальчиком, да? Тетя Лида говорила, темненький такой.

Убийство студента матушка вдоволь наобсуждала с тетей Лидой еще вчера, Стас сам слышал — охала и восклицала матушка всегда слишком громко для хлипких хрущевских стен. Вчера же она приняла решение не упоминать об этом при Стасе — чтобы «не травмировать ребенка сильнее». Да и чем был для нее этот безымянный мертвый студент, погибший в поножовщине на второй неделе обучения? В ее представлении он никак не был связан с ее Стасиком. А вот «темненький такой» был, и матушка забила тревогу.

Стас помнил, как она ликовала, когда Дашка уехала. Не показывала, конечно, но очень уж хорошо чувствовалась ее собственническая радость, что сын больше не будет пропадать на улице с этой непонятной девицей. Стас начал пропадать дома, в полном одиночестве, и матушку это устраивало.

Теперь она опять была наготове и попыталась вытянуть из Стаса все, что только можно. Он отвечал неохотно, по верхам, но главное осталось неозвученным. Он не рассказал матушке, что Даня дважды за эту неделю его спас. И не рассказал, что предложил свою помощь в поисках таинственного игрушечного живодера. Про зайцев и записки она тоже ничего не знала. Матушки в его жизни и так было слишком много — хотя бы в своих кошмарах Стасу хотелось побыть без нее.

Стас вышел на станции метро «Речная площадь». Еще недавно она была закрыта на ремонт, а теперь сияла криво выложенной плиткой с волнами, едко пахла краской и недоумением, на что потратили выделенный городом бюджет.

Зато саму Речную площадь отреставрировали на славу: огромное двухуровневое пространство с фонтанами, лавочки и клумбы с зеленью. У фонтанов лазили дети, голуби паслись у лавочек, охотясь на содержимое пакетов из «Макдоналдса» в руках отдыхающих, промоутер в громкоговоритель очень раздражающе зазывал на экскурсию на теплоходе.

Речной вокзал не работал уже много лет, но с тех пор, как два года назад открыли еще один мост, нужды в нем и не было. С пристани отчаливали только обклеенные рекламой ставок на спорт теплоходы с бесплатным пивом в подарок.

Стас подошел к перилам, чтоб полюбоваться на реку.

Но на самом деле, конечно же, подумать о Реке.

Его школа находилась в квартале отсюда. Когда закрыли Центральный мост, семилетний Стасик — такой самостоятельный! — после уроков пересекал еще не отреставрированную Речную площадь, завистливо вдыхал запахи, окутывавшие квадратную будочку «Макдоналдса», и шел на вокзал, где становился в очередь на переправу. Детей до восьми лет переправляли на левый берег бесплатно.

Вид у перил открывался очень мирный. Многоэтажки левого берега маячили поверх зелени, еще не тронутой осенним золотом. Где-то там прятался его дом. Над рекой, свободной от экскурсионных теплоходов, кружили чайки. Небо было чистым и прозрачным.

Стас достал смартфон и сделал первую фотографию. Получилось очень красиво.

Теперь он будет смотреть на это фото каждый день. Он сам не знал зачем. Просто — будет.

«В чем смысл твоей жизни?»

«Думаешь, оно стоило того?»

— Я старался, — прошептал Стас, не отдавая себе отчета, что его могут услышать: не его одного интересовал речной пейзаж.

Он правда старался. Слова дедушки-доктора бесконечно звучали у него в ушах. «Молодой человек, вы теперь просто обязаны совершить что-то выдающееся». Иногда он приходил к Стасу во сне со стетоскопом, слушал хрипы в его груди, качал головой и говорил, что хрипы будут усиливаться. «Жить с хрипами в груди тяжело, молодой человек, — добродушно добавлял он, ероша Стасику волосы знакомым, материнским движением. — Вам бы поторопиться». И Стас просыпался решительным — он сделает то, что должно. За каждую из десяти жизней, погубленных в Реке, он уплатит чем-то выдающимся.