в этой жизни взаимосвязано и сонастроено! Или, допустим, приходит к тебе вор. У тебя есть два пути: ты можешь сказать человеку «Воровать плохо, вон из моей студии», а можешь попытаться понять его мотивацию, психологию и найти ответ на вопрос, почему в это время и в этой стране этот человек занимается именно этим. Поговорив с человеком, который проблему представляет, ты скорее поймешь, как ее решить, чем если будешь ее отрицать. Интерес должен быть обязательно. Смотри человеку в глаза, слушай внимательно, будь искренен в своем интересе. И тогда все три участника этого действа будут вознаграждены — и ты, и собеседник, и, главное, зритель.

Интервью со звездами

В 19-20 лет я сделал серию интервью со знаменитостями мирового масштаба — Рэем Брэдбери, Джоном Апдайком, Стивеном Спилбергом, Оливером Стоуном, Полом Маккартни, Збигневом Бжезинским, Ларри Кингом. Именно эта серия сделала меня звездой «Комсомолки» начала 1990-х. Большинство моих друзей и коллег тогда чуть ли не на руках меня носили, считая, что я делаю нечто невозможное. На самом деле большая часть моих интервью была сделана по телефону. Львиная доля работы приходилась на то, чтобы достать правильные телефоны этих людей либо их друзей и затем на расстоянии тысяч километров оттенками голоса, силой убеждения или любыми другими способами сделать так, чтобы в первые же минуты общения им стало интересно продолжать со мной разговаривать, отвечать на любые, часто не самые привычные и приятные для них вопросы. А для этого нужно, поверьте, немногое: просто быть искренним в своем интересе к собеседнику. Человек это всегда чувствует и откликается именно на искренность, а не на настойчивость и нахальство, как думали тогда многие рядом со мной. Конечно, здоровый авантюризм и вера в то, что нет ничего невозможного, — хорошие помощники тем самым искренности и профессиональному любопытству.

Если бы мне было сейчас 19 лет

Я бы работал с оппозицией, обязательно писал в бло- гах, излагал собственное мнение, брал интервью у известных людей, искал новый взгляд на то, как должен выглядеть мир. В 1990-е журналистика была востребована, но была и огромная конкуренция, а сейчас ее нет. Сейчас свободы нет, но чем меньше воздуха, тем больше драйва. В 1990-е все вокруг говорили правду, и никого это не удивляло. Тогда журналист должен был быть суперпрофессионалом, а сейчас на того, кто задает хоть сколько-нибудь честные вопросы или пишет слово «президент» с маленькой буквы, смотрят как на выдающегося профи. Сейчас проще сделать имя в общественно-политической журналистике в интернете. Именно интернет становится обителью подлинной свободы слова и, главное, мощным средством обратной связи власти и общества. Посмотрите, ведь именно благодаря Рунету президент оказался вовлечен в скандал с вице-президентом «Лукойла» и в историю с использованием автомобилистов в качестве живого щита!

Я бы сейчас активно популяризовал йогу, позитивное мышление. Опять же, я говорю о том, что делал бы в 19 лет с тем багажом, который имею сейчас. В 19 лет я хотел стать известным, а когда стал, понял, что это не так-то просто и уж точно не главное в жизни. У меня был момент, когда я каждый день читал в одной еженедельной газете рейтинг самых лучших телевизионных передач, мне было очень важно, попадаю я туда или нет. Если не попадал, у меня портилось настроение. Сейчас мне смешно. Конечно, той известности, которая была в 1999 году, сейчас нет, но нынешняя дороже прошлой.

Любимые интервьюеры

Из зарубежных мне нравятся уже покойный американский журналист Уолтер Кронкайт, Ларри Кинг, Фил Донахью. Они и на старости лет сохранили страстную любовь к жизни, способность удивляться и интересоваться любым собеседником. В американской традиции интервьюеры — в основном зрелые люди, нереально, чтобы в 23 года человек становился известным журналистом, как это было у меня. Они интересуются

разными людьми, находят любопытное в любом человеке, понимают, что каждый — вселенная. Это же относится к Познеру. Он работает в жестких рамках и в предложенных условиях делает это хорошо. Как я понимаю, он считает, что можно пожертвовать мелким во имя главного, можно не задать каких-то вопросов и все равно добиться результата. Познер — представитель той старой школы журналистики, которая предполагает владение эзоповым языком. Я же — представитель 1990-х, плюрализма, мы мыслили себя свободными. Советским журналистам, к которым и относится Познер, немного проще. Мне сложнее приспосабливаться, я дышал другим воздухом. Конечно, Познер не задает тех вопросов, которые я бы задал как зритель, и мне этого не хватает.

Мне нравится Максимов, ему всегда интересен его собеседник. Бывает, шутят, что он спит в эфире. Но это просто один из способов показать свое отношение. Он как бы говорит политикам: мол, вы сюда пришли такой важный, думаете, что от вас всё в этом мире зависит, все должны ходить по струнке, а ничего подобного. Мне кажется, в чем-то наши подходы к интервью похожи.

Венедиктов — самый информированный журналист России, один из самых лучших и мастер интервью ради информации. Если брать портретные интервью, то лучше Максимов. Тина Канделаки — милая девушка, офигенная дикция, любит поговорить... Берман и Жандарёв, наверное, симпатичные господа, но точно не интервьюеры. Временами они забавно смотрятся, но это не интервью. Они играют в театр, разыгрывают какие-то мизансцены, они не ведут разговор с гостем, им это неинтересно. Они соревнуются, кто из них задаст более красивый вопрос. Они телевизионщики, а не журналисты, а это далеко не одно и то же. Когда они получили ТЭФИ как лучшие интервьюеры, стало досадно за академию и радостно, что я в ней не состою.

 

 

 

 

 

 

 

 

Тележурналист, ведущий программы «Познер» на Первом канале

Владимир Познер родился в Париже, но после оккупации Франции немецкими войсками в 1940 г. семья вынуждена была уехать в США. В конце 1948 г. Познеры переехали в Германию, где Владимир окончил школу.

В конце 1952 г. семья переехала в СССР.

В 1953 г. Владимир Познер поступил в МГУ им. М. В. Ломоносова на биолого-почвенный факультет.

После окончания университета зарабатывал на жизнь научными переводами с английского и на английский, увлекался художественными переводами английской поэзии, чем обратил на себя внимание С. Я. Маршака. По приглашению Маршака